Локк имеет в виду, что у европейцев, благодаря школьному образованию, восходящему к платонизму и аристотелизму, развито категориальное мышление, они сразу могут сказать, к какому роду и виду относится какая вещь, какая категория (разряд вещей) оказывается рядом с которой. А, например, китайская идеографическая письменность или индийская мифологическая система предполагают другое мышление, не накладывающее на реальность сетку «количество – качество», «род – вид» и т. д.
И таким образом, люди обыкновенно дают особые названия, под которыми они классифицируют отдельные субстанции, вещам как отличающимся такими особыми реальными сущностями. Кто же не обидится, если выразят сомнение в том, не имеет ли он в виду, называя себя человеком, какой-нибудь другой смысл, нежели обладание реальной сущностью человека? Но если вы спросите, что это за реальные сущности, окажется, что люди несведущи и не знают их. Отсюда следует, что идеи в человеческом уме, относимые к реальным сущностям как к неизвестным прообразам, должны быть так далеки от
Локк говорит, что мы легко принимаем общие понятия, как «человек», за название индивидов, но при этом сказать о человеке мы можем лишь на основании наблюдений, и никаких других знаний о нем не имеем. Поэтому наш философ считает неадекватным говорить об отдельном человеке как варианте человека вообще, но только о том, что у нас определенным образом составляются идеи отдельного человека и человека вообще на основании опыта.
Как уже было показано, наши сложные идеи субстанций есть определенные
Так, идея «человек» тождественна идее «разумное существо», состоящей из двух разнонаправленных идей «разум» и «существо». А как разнонаправленное: претендующий на всеобщий характер разум и знающее свое место существо – могут слиться в единую реальную сущность? Поэтому можно говорить об идее человека, которая может оказаться адекватной и неадекватной, и о такой вещи как человек, которая вполне реальна, но не о такой сущности как человек.
Ибо тогда обнаруживаемые нами в этом теле свойства зависели бы от этой сложной идеи, были бы выводимы из нее и была бы известна их необходимая связь с нею, например, все свойства треугольника зависят от сложной идеи трех линий, ограничивающих пространство, и, насколько могут быть обнаружены, выводятся из нее. Но ясно, что в наших сложных идеях субстанции не содержатся такие идеи, от которых зависят все другие качества, которые можно найти в них. Обычная идея людей о железе есть идея тела определенного цвета, веса и твердости, а одно из свойств, которые люди признают принадлежащими железу, есть ковкость. Но это свойство не имеет необходимой связи с этой сложной идеей или какой-нибудь ее частью. И у нас в равной мере нет оснований думать ни о том, что ковкость зависит от данного цвета, веса и твердости, ни о том, что данный цвет или вес зависит от его ковкости. И хотя мы ничего не знаем об этих реальных сущностях, однако нет ничего обычнее того, что люди подводят (