О дивный новый мир. Слепец в Газе [Авторский сборник]

– Беженец из Германии. Не из-за своего носа, – добавил он, сжалившись над бедным Хью и выведя его из группы скопившихся вокруг дивана, – не из-за своего носа, а из-за политической ситуации. Ариец, но коммунист. Ортодокс, да вдобавок еще и страстный. Он верит, что, как только будут уравнены доходы, люди перестанут быть жестокими. И также вся власть сосредоточится в руках лучших. Он абсолютно убежден, что никто из власть имущих не станет даже желать злоупотребить полномочиями. – Стейтс покачал головой. – Неясно, нужно ли восхищаться и завидовать или благодарить Бога за то, что он не сотворил тебя подобным ослом. Что касается более подробных деталей, то тут он совершенный осел. Осел с моральным обликом святого. Вот почему он такой восхитительный агитатор. Святость почти так же хороша, как и сексуальная привлекательность. – Он придвинул кресло Элен и сел рядом с ней у фортепиано, наигрывая первые такты «К Элизе» Бетховена, затем, сбившись, он снова повернулся к ней. – Беда в том, – продолжал он, – что ничто не действует. Ни вера, ни образованность, ни святость, ни даже разбой – ничего. Вера устроена всего-навсего как целенаправленная глупость. Она может сдвинуть гору или две с помощью воли или обыкновенного упрямства, но на нее надеты шоры, и она не видит, как вы переставляете горы, потому что вы не уничтожаете их, а просто меняете местами. Необходим ум, чтобы видеть это, но ум частенько служит плохую службу, поскольку люди не слишком им восторгаются, и все остается на милость первого попавшегося Гитлера или Муссолини – любого, кому удастся вызвать энтузиазм по любому поводу, каким бы идиотским или уголовным он ни был.

Элен бросила взгляд в другую часть комнаты.

– Наверное, это естественный цвет его волос, – сказала она более себе, чем своему собеседнику. Затем, вновь обращаясь к Стейтсу, спросила: – А как насчет святости?

– Давай обратимся к истории, – ответил он.

– Не знаю никаких примеров.

– Естественно. Но, наверное, ты слышала о человеке по имени Иисус. И скорее всего, ты читаешь газеты. Сравни страницу святого Евангелия с газетной страницей и сделай собственные выводы.

Элен кивнула.

– Я уже сделала их.

– Если бы святости было достаточно для того, чтобы спасти мир, – продолжал он, – то мир бы, несомненно, уже давно был спасен. Десятки раз. Но святость может существовать без образованности. И, несмотря на все это, святость не более привлекательна, чем все остальное – нормальное питание, удобства, интим, угрозы, чувство превосходства.

Смеясь, поскольку это было смешно, Элен произнесла:

– Как будто нечего больше делать, кроме как бросить к чертям все и превратиться в невидимого любовника. – Она угостилась бутербродом и бокалом белого вина, стоявшего на подносе.

Люди, находившиеся в другой части комнаты, разошлись, и Беппо с мистером Кройландом вновь «оседлали» фортепиано. Стейтс улыбался, глядя на них, и, вновь ухватив нить разговора, прерванного появлением Элен, произнес:

– Иначе можно превратиться в закоренелого эстета.

– Ты употребляешь это слово как ругательное, – воспротивился Беппо с чванливым пафосом, который усилился в нем с годами. Жизнь сурово обошлась с ним – лысина на голове, как и живот, увеличилась в размере, и молодые люди были все менее и менее расположены считать его своим современником, что делало успех почти недостижимым. Молодой немец, друг Стейтса, тот вообще грубил Беппо на каждом шагу. – Почему нужно стыдиться того, что живешь ради красоты?

От мысли о том, что такой, как Беппо, – с оттопыренным жилетом и клетчатыми брюками, на которых чуть не расходятся швы, да с лысиной, обрамленной, как венком, локонами флорентийского пажа, – жил для красоты, Элен едва не поперхнулась вином.

Мистер Кройланд промурлыкал из своего кресла:

– Да славен Бог, создавший пестроту! Я недавно перечитал его преподобие отца Хопкинса[141]. Как остро! Острее кинжала. «И облака атласные плывут». – Он вздохнул и покачал головой. – Его слова ранят своей красотой – ранят и все же заставляют жить, делают жизнь прекрасной.

Наступила благоговейная, как в храме, тишина.

Затем, сделав усилие, чтобы изгнать из голоса смех, Элен сказала:

– Будь ангелом, Беппо. И дай мне еще немного рейнвейна.

Мистер Кройланд, полуприкрыв глаза, витал в эмпиреях.

Когда звяканье стаканов прекратилось, он процитировал:

– «Зрелость есть все. Надежность трезвая всходящего блаженства». Всходящего! – повторил он. – Пронзает до глубины души. И, конечно, картины – Ватто  в Дрездене, «Преображение» Беллини  и портреты Рафаэля. Заграждения для защиты души. И некоторые философы тоже. Зороастр[142] и Платон. – Он помахал своей маленькой ручкой. – Без них пропадешь – просто пропадешь.