Затем Лара привязала нить к двенадцатиперстной кишке — с нее начинается тонкий кишечник, — прорезала ее с нижней стороны узла и, как моряк канат, стала вытягивать все шесть метров внутренностей из брюшной полости, а потом бросила их в оранжевый пакет. «Сердце по ту сторону», — показала она пальцем в перчатке, после чего склонилась над грудью трупа и начала освобождать структуры шеи.
Стандартная аутопсия занимает около часа. Если умерший долго лежал в отделении интенсивной терапии, все осложняется, так как надо проверить расположение многочисленных трубок и капельниц. Худых вскрывать быстрее, чем полных, просто потому, что из-за жира органы труднее найти, однако некоторые части тела вызывают сложности в любом случае, и здесь требуется умение и практика. Лара связала основание пищевода, а потом тупым инструментом начала разводить соединительную ткань вокруг него, двигаясь вверх и отделяя от мышц кожу шеи. Отложив приспособление, она завела руку под кожу и стала нащупывать карман в задней части языка — ее костяшки при этом проступали. «Тут проще вручную, — заверила она меня, засунув руку до половины шеи, как в тряпичную куклу, устремив взгляд куда-то вдаль, в угол комнаты, и продвигаясь на ощупь в склизкой тьме. «Есть!» Она поддевает карман и вытаскивает язык и пищевод с голосовыми связками — все это вместе напоминает длинное свиное филе. Хрящ в горле имеет форму подковы — она мне его показывает. В ходе аутопсии нужно проверить, не сломан ли он, потому что это может указывать на удушение. Руками в перчатках я тянусь к собственному горлу. Мне хочется нащупать, как оно сгибается.
Лара разрезала диафрагму, потянулась к позвоночнику и вынула вместе сердце и легкие. Потом желудок с пищеводом и языком, которые все еще соединены. В следующем блоке идет печень, желчный пузырь, селезенка и поджелудочная железа — они повторяют путь других органов и, чавкнув, оказываются в пакете у стоп своего владельца. Наконец, туда же следуют почки, надпочечники, мочевой пузырь и предстательная железа, тоже соединенные между собой.
Запах только что раскрывшейся миру брюшной полости сложно забыть даже через несколько дней после того, как ты с ним первый раз столкнулся. Она пахнет замороженным мясом, человеческим калом и немножечко кровью. Прибавьте к этому запах немытой кожи, промежности, открытых сухих ртов c гниющими, нечищеными зубами, и получится человеческое тело на своем базовом уровне. Глядя, как вынимают всю эту требуху, сложно поверить, что именно благодаря ей человек живет и, более того, способен просуществовать много лет без фатальных поломок. Я гляжу в образовавшуюся пустоту. Сейчас взвешивают и описывают на белой доске женщину на столе за нами. Наш клиент на очереди.
«Я вот смотрю и думаю, как все это из меня не выпадает», — говорит Лара, на какой-то момент прекращая массировать бедра и показывая на пакет с органами. Она сгребает остатки кала, лежащие вокруг прямой кишки внутри полости, и кладет их у ноги трупа — сейчас не до них. Один такой «слиток» падает с края стола и следующие три часа лежит в опасной близости к моему ботинку, пока его, как и все остальное, не смывает мощная струя из шланга. Лара болтает и жестикулирует, и в какой-то момент у нее из руки выскальзывает и приземляется на пол кусок висцерального жира. Это далеко не гламурная работа, хотя узнала она о ней по телевидению. Ей хотелось быть как Дана Скалли в «Секретных материалах», а конкретно в серии «Дурная кровь», где та в роли судмедэксперта проводит аутопсию жертвам отравления пиццей. «Смешная серия», — вспоминает Лара. Она, как и я, — ребенок 1990-х и смотрела телевизор поздним вечером. От идеи раскрывать преступления в качестве патологоанатома она отказалась, узнав, что для этого надо сначала отучиться на врача, после этого, уже с полноценным медицинским образованием, еще как минимум 5,5 года получать квалификацию. Ей хотелось сразу в морг, живые ее не интересовали совершенно.