О евреях (СИ)

Пресса говорила о предоставлении евреям гражданских прав, но далее разговоров дело не продвигалось. Как и в сфере других преобразований, воля Александра II служила тормозом и при смягчении условий еврейской жизни. Под влиянием духа времени и настойчивости отдельных членов правительства он неоднократно утверждал проекты об отмене отдельных ограничительных законов, но, наряду с этим, он иногда требовал сохранения даже маловажных постановлений, подчиняясь, видимо, генетическому чувству недоверия к евреям, унаследованному от ближайших сородичей, смешанному со страхом перед ними и наложившими тяжёлый отпечаток на него николаевскими законами. Такой предрассудок всё ещё был распространён в церковных, бюрократических и общественных кругах наряду с другими давними предрассудками, видимое место среди которых (как уже отмечалось) занимала вера в употребление евреями крови христиан. Эта вера всё ещё служила (во второй половине XIX века!) скрытым компасом, которым император и большинство членов его правительства негласно руководствовались в своём отношении к евреям.

Между тем, так случилось, что как и Николай I, приняв власть, получил в наследие от Александра I "великое дело" (см. выше), так и Александру II достался в наследие от Николая I, возникший в 1853 г. саратовский процесс о ритуальном убийстве христианского ребёнка. Обвинение было предъявлено еврею Юшкевичеру, с 14-летнего возраста проживавшему вне еврейской среды, окружённому в семье крещёными, и его сыну, наречённому при крещении Фёдором Юрловым, человеку опустившемуся, нанявшемуся в рекруты, чтобы иметь возможность вести разгульный образ жизни до времени призыва в армию. Роль обвинителя-соучастника сыграл солдат Богданов, в прошлом странствующий акробат, пропойца и картёжник, при аресте за убийство пожелавший сообщить властям об "открытии еврейского дела". Богданов рассказал, что Юрлов позвал его в дом своего отца, где в его присутствии было совершено "источение крови у ребёнка". Рассказ послужил основанием для обысков и арестов. Свидетелями выступили также юноша Локотков, пьяница, побывавший в тюрьме, и чиновник Крюгер, имевший сомнительную репутацию, который, находясь в кабаке, рассказал, будто его впустили в синагогу, когда совершалось злодеяние. Но, осознавая ложность своего рассказа, он объяснил, что сам тайно придерживается иудейской веры. С показаниями против Юшкевичера выступил и его зять, попавший под следствие за мошенничество и пытавшийся облегчить свою участь. В качестве свидетельниц участвовали в деле и женщины, "интимно знакомые местному гарнизону". Все они давали взаимно противоречащие показания.

Вокруг саратовского дела создалась атмосфера, в которой самый нелепый донос открывал особое следствие.

В районе Саратова было открыто несколько дел о "похищении мальчиков". Местные тюрьмы и полицейские части не могли вместить всех арестованных - жидов, хохлов, немцев-колонистов и др. Вся эта шумная затея приняла столь внушительные масштабы, что в 1854 г. в Саратове была создана специальная судебная комиссия под председательством чиновника министерства внутренних дел А. Гирса с целью исследовать материал, собранный по делу Юшкевичера, особо обратив внимание на роль Богданова и Крюгера. Также А. Гирсу следовало исследовать "в возможной степени тайные догматы религиозного изуверства евреев".

Посвятив разбору дела два года, судебная комиссия не признала подсудимых виновными, она оставила некоторых лишь "в сильнейшем подозрении". А департамент Сената в 1858 г. постановил: привлечённых евреев освободить, но Юшкевичера оставить в "сильнейшем подозрении", доносителей Богданова отправить на каторгу, Крюгера и прочих - в солдаты. Министр юстиции присоединился к решению департамента Сената, но военный министр не согласился с оправданием евреев, и дело перешло в Государственный совет. Известный деятель судебной реформы Д. Замятин всячески доказывал несостоятельность обвинения, полагая, что непонятно для чего надобно было евреям, если они действительно совершили преступление, привлекать христиан? Он также указал на то, что если комиссия, работавшая на месте, не нашла данных для признания евреев виновными, то может ли Государственный совет вынести обвинительный приговор. Но из 24 членов Государственного совета к мнению Замятина присоединились только двое, остальные признали обвинение доказанным. Поэтому трое евреев, в том числе выкрест Юрлов, были приговорены к каторжным работам, некоторые "оставлены в подозрении", христиан присудили к сравнительно лёгким наказаниям, во внимание было принято их раскаяние и помощь следствию в обнаружении главных преступников.

Государственный совет признал приговор обоснованным.