О хлебе, любви и винтовке

Полночь. Собака воет на луну. Лошадь в загородке громко хрупает, пережевывая клевер.

«Ни привидения, ни ведьмы не появляются… И лошади не заговаривают человечьими голосами. А может, они на своем языке и говорят, да мы не понимаем? Между людьми тоже так бывает… Кто-то сказал, что все люди хорошие, только не все понимают друг друга. — Мысли текли вяло, не спалось. Арунас стащил перчатки и начал лениво шарить в кармане, где обычно хранил лекарства, и вдруг нащупал пилюлю. — О счастье, ты всегда появляешься не вовремя! — Он зажег спичку, повертел находку, понюхал и проглотил. — Не то, но все ж какое-то лекарство. Ах, не берет сон, и не надо! Разомнусь немного, постель вот поправить надо. По обычаю, дрема навалится тогда, когда придется бодрствовать. Многое приходит к человеку не вовремя. Ум и опыт, например. Они всегда появляются на закате, когда человек уже ничего не может.

Да, все отмерено, все по норме. И редко кому удается разжать эти тиски. Только тем, кто отрешается от всего и лишь добивается поставленной цели, кто не зевает по сторонам, не мечется, а работает до помрачения в глазах.

Я должен так поступать, если не хочу топтаться на месте. Только так! Мне не нужно изобретать или открывать что-нибудь. Я офицер. Моя ближайшая цель — старший лейтенант. Потом — капитан, майор, полковник, генерал. И я буду генералом!.. Иначе плохой из меня солдат. Не всем же суждено стать учеными…

Много раз мне твердили, что цели добиваются только самые сильные. Так стоит ли раскисать, если в состязании кто-нибудь отстанет. Чем меньше соревнующихся, тем больше шансов оказаться первым. Тратить время на сантименты — преступлению подобно. Если спортсмен, опередив соперника, пожалеет его и отдаст бровку, такого растяпу сразу же направили бы к психиатру. А жизнь — то же соревнование, только в тысячу раз суровее.

Хватит. Один раз меня Рая разжалобила, больше этого не будет. Глазеть по сторонам — не резон. Да и с рапортами вышла оплошка. Понаписал я тогда их начальникам, все защищал Альгиса, как последний осел, а что из этого вышло? Одни неприятности, не говоря уже о свинской неблагодарности самого Бичюса — мерзавцем при всех обозвал…

Долго еще на занятиях меня без ножа резали: «Гайгалас? А, адвокат Бичюса!..»

Болван несчастный! А тот тоже — клялся, что свою Дульцинею человеком сделает, дотянет до комсомольского уровня. Нечего сказать; дотянул — молиться вместе побежали. Не поздоровавшись, прошмыгнуть норовили. От такого факта ему не отвертеться. Сам видел, собственными глазами. Может, скажет, что ксендза просил автомат святой водичкой покропить? А как умеет строить из себя невинность. Органную музыку, видите ли, слушал. А что ему еще сказать? С автоматом, в шинели, с комсомольским билетом в кармане — в костел! Только так и ходят люди концерты слушать. Нашел театр оперы и балета. Опутала парня буржуйская дочка, с потрохами увяз. Оно, конечно, верно, и простая официантка будь здоров как голову заморочит. Кинулся же я в увольнение за сто верст к ней. А тут — знатная барышня…»

Как ни злился Арунас, как ни подогревал себя, больше никаких обвинений Альгису придумать не мог. Не нашел. Потом нахлынули другие воспоминания, и Арунас забыл о своем сопернике. Проглоченная таблетка снотворного уняла его злость…

6

Перевалило за полночь, но вокруг было по-прежнему тихо и торжественно-спокойно. Бандиты не пришли, хотя Альгис ждал их именно в эту, самую длинную в году ночь. Он ждал их ночью, так как привык думать, что преступления совершаются под покровом темноты.

Размышляя над этим, Альгис дошел до абсурдной мысли, что самые тяжкие преступления должны были бы совершаться на севере, во вьюжную полярную ночь. Между тем самое страшное преступление перед человечеством было совершено на рассвете самой короткой в году ночи — 22 июня.

«Нет, что-то тут не так. Ночь, когда я слушал орган и бродил с Людой по спящему городу, сделала меня лучше, богаче. Я прозрел, словно на свет заново родился! Словно кто-то вывел тогда меня на широкую дорогу и ласково и решительно подтолкнул вперед… Трясясь в кузове полуторки, я радовался всему, каждой мелочи.

Как хорошо любить и быть любимым! Хотя иногда очень трудно бывает. Но любить без мучений даже неинтересно. Ради такой изумительной ночи можно все вынести, все повторить сначала.

Нет, дорогой мой Альгис, ничего ты не повторишь, не получится. В любви нет и не может быть привычки. Тысячи, миллионы любили, писали, пели, рассказывали об этом. И все разное. Даже один и тот же человек любит другого каждый раз по-иному.

Время и расстояние — два великих целителя, — до чего же убоги они перед настоящим глубоким чувством. Нет, мудрецы, чем больше расстояние, тем дороже и счастливее встреча, чем длиннее время, тем светлее воспоминания. И вовсе не нужно излечиваться от того, что изумительно и прекрасно. Нет надобности забывать о том, что волнует тебя и облагораживает. Время и расстояние! Нет, только старики могли придумать такое!