Южным летом 1933–1934 годов Кристенсен сам принимал участие во многих антарктических научных плаваниях, которые он финансировал. В новый 1934 год он телеграфировал домой свое согласие с тем, чтобы весь китобойный флот, включая «Юнилевер», оставался на приколе в сезон 1934–1935 годов. Он беспокоился о популяции китов. Кроме того, на рынке все еще находилось много непроданного жира. Когда Яре официально заявил, что он в любом случае отправит свои китобазы, Кристенсен передумал. Он отправился в Англию и встретился с руководством «Юнилевер» 25 марта 1934 года. В обстановке секретности он предложил сотрудничество. Вскоре заключили контракт, и компании Кристенсена два последующих сезона должны были добывать китов для «Юнилевер», которая, в свою очередь, должна была покупать китовый жир по установленной контрактом цене.
В то же время Кристенсен отказался участвовать в новом соглашении о добровольном ограничении производства. Поэтому он отошел от сотрудничества с конкурентами, как в вопросах ограничения производства, так и в переговорах о продажах. Контракт с ненавидимым всеми «Юнилевером» — «жировым трестом» — сочли предательством.
Правительство Мовинкеля отреагировало, посовещавшись с Ассоциацией китобойных компаний, путем быстрого принятия нового закона о китобойном промысле, который ограничивал промысел в Антарктике сокращением промыслового сезона до периода с 1 декабря до 31 марта. Это правило особенно сильно ударило по Кристенсену. Он оставался со старой и неэффективной материальной базой и поэтому нуждался в большем количестве времени для получения хороших результатов промысла. В то же время правительство установило запрет на продажу плавучих жироварен/китобаз и китобойных судов за границу. Теперь ни Кристенсен, ни другие не могли избежать соблюдения норвежских правил, продав свой флот или сменив флаг.
В июне 1934 года, пока новый закон о китобойном промысле ждал обсуждения в Стортинге, Андерс Яре и его коллега судовладелец Магнус Конов два раза съездили в Берлин для продажи китового жира27
. Они выступали от имени общей конторы продаж, в которой участвовали многие компания. Другой стороной переговоров стали немецкие власти. В конце июля в германскую столицу прибыл Юхан Расмуссен и остановился в отеле «Савой»28. На заключительном этапе переговоров о продаже жира он встретился с начальником департамента Морицом из министерства сельского хозяйства и пищевой промышленности и начальником департамента Хельмутом Волтатом из министерства промышленности. Контракт на продажу 150 тысяч тонн китового жира немецкому монополисту был готов в августе.Продажа напрямую в Германию означала, что монополии «Юнилевер» в сфере закупок пришел конец. В то же время норвежские китобойные круги получили нового могущественного партнера, который мог играть серьезную роль и среди покупателей, и среди производителей. Уже весной 1935 года Хельмут Волтат угрожал представителю норвежских властей — если Германия не получит желаемого, то в скором времени она создаст свой китобойный флот.
Когда зоолог Биргер Бергерсен приехал в сталинскую Москву как один из представителей Норвегии в норвежско-советской комиссии по тюленебойному промыслу, принимающая сторона, начальник Управления рыболовства М.А. Казаков[6]
, исчез. Секретарша Казакова плакала и говорила, что не знает этого человека. В газете «Правда» через некоторое время появилось сообщение, что начальник Управления рыболовства расстрелян как враг народа, а когда заседание комиссии все-таки состоялось, Бергерсен и один его норвежский коллега выступили каждый с небольшой речью в память о погибшем партнере, в то время как пока еще остающиеся в живых советские делегаты слушали молча.Пять лет спустя после событий в Москве, в 1935 году, Бергерсена избрали руководителем нового комитета по культуре Рабочей партии1
. В марте того же года его партия пришла к власти. Правительство из представителей Рабочей партии быстро нашло применение знаниям профессора Бергерсена о морских млекопитающих и его опыту работы на международной арене.