— Дай мне ещё один шанс, — сказать это стоит огромных усилий, и как только она это произносит, дыхание тут же перехватывает. Ривен смотрит в упор, а она на него не смотрит совсем. И отчего-то ей кажется, что если он откажет, то жизнь кончится. Оборвётся вместе с надеждой стать кем-то значимым для друзей и с ещё каким-то странным чувством, от которого она регулярно отмахивается. Чувством, связанным непосредственно с самим Ривеном.
Она никогда не могла сказать, что чувствует, когда находится рядом с ним. Его эмоции всегда брали верх над её собственными, и это было… тяжело. Ривен чувствовал много, его эмоции лились через край, переполняя не только его самого, но и Музу за компанию. Рядом с ним никогда не было спокойно.
— С чего это вдруг? — трудно понять, пропитаны его слова сигаретным дымом или его собственным ядом, но Музе становится дурно. Все эти чувства, и свои, и чужие, но такие похожие между собой, переплетаются, переполняют её, не позволяя мыслить рационально. Её начинает мелко трясти.
Она поднимает голову вверх, в тщетной попытке успокоиться смотрит на небо. Оно такое же приторно-розовое, как и в тот вечер. Это можно считать дурным знаком? Муза зажмуривает глаза, мысленно надеясь сосчитать хотя бы до пяти, в то время как Ривен, — она это чувствует, не силой, но каким-то другим шестым чувством, — не сводит с неё глаз.
— Ни с чего, — отвечает Муза, наконец найдя в себе силы сказать хоть слово, — Ты прав, ты не обязан мне помогать.
Она поворачивается к нему спиной, чтобы вернуться в Алфею. А там — закрыться в своей спальне, может, случайно нагрубить Терре, о чём потом придётся очень долго жалеть, и, нацепив наушники, заняться самобичеванием.
Её переполняют обида и злость, и теперь она уверена, что эти чувства её собственные. Ведь только последняя идиотка могла довериться такому парню, как Ривен. Сначала довериться самой, за несколько недель упорных тренировок завоевать его доверие, а потом с невероятным успехом всего этого лишиться, будто по щелчку пальцев. От одного неверного решения и отказа принимать свою вину. Было горько. Не так горько, как от горчицы на языке, а так, что очень трудно описать словами. Просто хотелось выть.
— Погоди, — Муза замирает на месте и не двигается несколько долгих секунд. Снова обернуться к нему стоит ей огромных усилий.
Ривен выглядит наигранно-спокойным, хотя не нужно считывать его эмоции, чтобы понять, что это не так. Но Муза чувствует, даже не используя магии, это происходит как-то само по себе, что от взгляда на неё специалисту становится спокойнее. Да и сам Ривен понимает, что по венам растекается умиротворение, стоит ему только взглянуть на эту фигуру с двумя детскими хвостиками и в забавном свитере. Чего уж скрывать, временами он считал её невероятной.
— Завтра в восемь, — он подходит к ней и наклоняется слишком близко, и их разделяет всего пара сантиметров. Парню хватает нескольких мгновений, чтобы внимательно изучить девичье лицо напротив. Он не задумываясь облизывает губы, — не опаздывай.
Муза так и остаётся стоять на месте даже когда специалист уже скрывается за стенами Алфеи. Воздух по-прежнему наполнен противоречивыми чувствами — то ли его, то ли её, всё ещё не понятно. Вот только теперь Музу не трясёт от гнева, и она поднимает голову вверх, слегка улыбаясь. Тихо и хорошо. Никакого хаоса.
Может быть, розовое небо знак не такой уж и плохой?
Комментарий к Розовое небо (Fate: The Winx Saga; Муза/Ривен)
Эта пара - моя маленькая слабость
========== Семейные ценности (Harry Potter; Тедди Люпин/Мари-Виктуар Уизли) ==========
Первые майские дни не радовали ни теплом, ни солнцем. Холодный ветер и постоянные дожди угнетали, расстраивали, заставляли закрыть все двери и даже окна и, кутаясь в плед, сидеть на диване бездумно уставившись в маггловский телевизор, словно это было единственным, что помогало отвлечься от мрачных мыслей. Словно на дворе холодная, безрадостная зима.
Второе мая и без того никогда не доставляло Тедди удовольствия. В день, когда все радовались, накрывали столы и восхваляли Великого Гарри Поттера, который одержал победу над Волан-де-Мортом и пили за здоровье Мальчика-Который-Выжил, Люпин обычно закрывался в комнате и практически не выходил. Когда стал старше, начал ещё и курить. По сигарете за каждого, кто погиб, и по две за маму с папой.
Он знал, как сильно расстраивается из-за его поведения бабушка, но не мог с собой ничего поделать. Сидеть за большим столом в окружении бесчисленных Уизли-Поттеров, или просто на небольшой кухоньке напротив бабушки, — такой уставшей и одинокой, всего лишившейся, — когда хотелось лишь сжаться в маленький комок и плакать, плакать, плакать, было выше его сил. Это было что-то подсознательное, необъяснимое, природу которого парень объяснить никак не мог. Но он, правда, старался. Прилагал все усилия, чтобы улыбаться крёстному, и крепко обнимать бабушку, поглаживая по голове, когда и она уставала быть сильной и давала слабину.