О, мед воспоминаний

надпись: ,Неприлчными словами не выражаца". Мы и не выражались. Мы просто с

удовольствием уничтожали яичницу-глазунью с колбасой, запивая ее пивом. Кудрявцев,

помню, шутил: „Может, и в раю так же будет..." Мы съезжали с высоких гор, кувыркались,

теряли лыжи, а наш инструктор спускался на одной ноге и хоть бы что. С нами ходила

наша приятельница Ирина Кисловская (на групповом снимке стоит по левую руку

Станицына). Михаилу Афанасьевичу очень нравилось, что она низвергалась, не

раздумывая, с любой высокой точки, а раз стала на голову, зарылась целиком в снег, но

отряхнулась и пошла дальше низвергаться как ни в чем не бывало.

Кроме лыж у меня завелось еще одно спортивное увлечение — верховая езда. Я

ездила в группе в манеже Осоавиахима им. Подвойского на Поварской (теперь на ул.

Воровского). Наш шеф Н.И.Подвойский иногда прихо-

87

46

дил к нам в манеж. Ненадолго мы объединились с женой артиста Михаила

Александровича Чехова, Ксенией Карловной, и держали на паях лошадь „Нину", существо

упрямое, туповатое, часто становившееся на задние ноги, делавшее „свечку", по

выражению конников. Вскоре Чеховы уехали за границу, и „Нина" была ликвидирована.

За Михаилом Афанасьевичем, когда ему было нужно, приезжал мотоцикл с

коляской, к удовольствию нашей Маруси, которая сейчас же прозвала его „черепашкой" и

ласково поглядывала на ее владельца, весьма и весьма недурного собой молодца...

Из Тифлиса к нам приехала Марика Чимишкиан. Меня не было дома. Маруся

затопила ей ванну (у нас всюду было печное отопление, и М.А. иногда сам топил печку в

своем кабинете; помешивая, любил смотреть на подернутые золотом угли, но всегда

боялся угара). В это время к нам на Пироговскую пришел в гости Павел Александрович

Марков, литературовед, сотрудник МХАТа. М.А. сказал ему:

— К нам приехал в гости один старичок, хорошо рассказывает анекдоты. Сейчас

он в ванне. Вымоется и выйдет...

Каково же было удивление Павла Александровича, когда в столовую вместо

старичка вышла Марика! Я уже говорила, что она была прехорошенькая. Марков начал

смеяться. Надо знать, как он смеется: не то всхлипывает, не то захлебывается, не то

повизгивает. В этом смысле он уникален. Мака был доволен. Он радовался, когда шутки

удавались, а удавались они почти всегда.

Помню, как-то раз мы поехали навестить нашу старую приятельницу Елену

Павловну Лансберг. Как начался последовавший за тем розыгрыш, точно не вспомню, не

знаю, кто был инициатором. Сделали вид, что пришла одна я, а М.А. должен был

позвонить в парадную дверь позже и притвориться, что он фининспектор и пришел

описывать антикварную обстановку Елены Павловны. Спектакль предназначался

гостившей у нее родственнице из Ленинграда... Звонок. В комнату вошел — надо

признаться — пренеприятный тип. Он отрекомендовался фининспектором этого участка и

начал переходить от предмета

88

к предмету, делая ехидные замечания. Родственница (помню, ее звали Олечка)

сидела с каким-то застывшим выражением лица, потом отозвала Е.П. в соседнюю

комнату и тревожно сказала шепотом:

— Это авантюрист какой-то! А ты у него даже не спросила документа!

Выходя к „фининспектору", она сказала, что в Ленинграде такие визиты не

практикуются... Тут ей открыли истину. Должна сказать, что свою роль М.А. провел

здорово. Я, бессловесная зрительница, наблюдала, как он ловко „вошел в образ",

изменив походку, манеру говорить, жесты...

Вспоминается еще один розыгрыш. Как-то в мое отсутствие вечером Маке стало

скучно. Тогда он позвонил другой нашей приятельнице, Зиновии Николаевне

Дорофеевой, и угасающим голосом сказал, что ему плохо, что он умирает. Зика (это ее

домашнее имя) и ее подруга заканчивали перманент. Не уложив волос, завязав мокрые

головы полотенцами, они обе в тревоге бросились к нам на Пироговскую, где их ждал

веселенький хозяин и ужин с вином. Тут к „холодным ножкам", как говорят в народе,

подоспела и я. Не скрою, я очень удивилась, увидев дам в чалмах. Но за рюмкой вина все

разъяснилось к общему удовольствию.

С приездом Марики появились у нас и общие знакомые. Она привела к нам свою

подружку Киру Андроникову, родную сестру киноактрисы Наты Вачнадзе. Ничего,

напоминающего сладкую красоту сестры, в Кире не было. У той глаза, как звезды, рот —

розовый бутон, кожа — персик — весь арсенал женской восточной привлекательности.

47

Кира же напоминала статного грузинского юношу, с чертами лица четкими и открытыми.

Она вышла замуж за писателя Пильняка и разделила печальную его участь.

Марика познакомила нас еще с одной занятной парой. Он — Тонин Пиччин,

итальянец, маленький, подвижный, черный, волосатый жук, вспыльчивый, всегда готовый