О, мед воспоминаний

Видите ли, на Б.Пироговской Ермолинского, как и всех гостей, встречал рыжий пес

Бутон. Его встречал не пес Бутон, а я, хозяйка дома, которая восемь с половиной лет

была женой писателя Булгакова. Мне были посвящены им роман „Белая гвардия",

повесть „Собачье сердце" и пьеса „Мольер". Ермолинский не мог этого не знать, но по

своей двуличной манере он забывает то, что ему невыгодно помнить, как, например, свой

двадцатисемилетний брак с Марикой Артемьевной Чимишкиан. „Забыл" он упомянуть и

младшую сестру Михаила Афанасьевича Елену Афанасьевну, которая до последнего

вздоха любимого брата была возле него. Подлаживаясь под выгодную для себя

ситуацию, Ермолинский запросто смахнул живых людей, близких М.А.

На одном из последних предсмертных свиданий с сестрой Надеждой М.А. сказал

ей: „Если б ты знала, как я боюсь воспоминателей!"

Могу себе представить, как возмутился бы он всей дешевой литературщиной,

нескромностью, неблагородством воспоминаний С .Ермолинского...

Исподволь, без всякой надежды на приобретение автомобиля, я все же поступила

на 1-е государственные курсы шоферов при Краснопресненском райсовете, не

переставая ходить в манеж на верховую езду. К этому времени относится вот эта

шутливая сценка-разговор М.А. по телефону с пьяненьким инструктором манежа.

92

СТЕНОГРАММА

Звонок

Я. Я слушаю Вас.

49

ГОЛОС. Любовь Евгениевна?

Я. Нет. Ее нет, к сожалению.

ГОЛОС. Как нет?.. Умница-женщина. Я всегда, когда что не так... (икает) ей говорю...

Я. Кто говорит?

ГОЛОС. Она в манеж ушла?

Я. Нет, она ушла за покупками.

ГОЛОС (строго). Чего?

Я. Кто говорит?

ГОЛОС. Это супруг?

Я. Да, скажите, пожалуйста, с кем я говорю?

ГОЛОС. Кстин Аплоныч (икает) Крам... (икает).

Я. Вы позвоните ей в пять часов, она будет к обеду.

ГОЛОС (с досадой). Э... не могу я обедать... не в этом дело! Мерси. Очень приятно...

Надеюсь, вы придете?..

Я. Мерси.

ГОЛОС. В гости... Я вас приму. В среду? Э? (часто икает). Не надо ей ездить! Не надо. Вы

меня понимаете?

Я. Гм...

ГОЛОС (зловеще). Вы меня понимаете? Не надо ей ездить в манеже! В выходной день, я

понимаю, мы дадим ей лошадь... А так не надо! Я гвардейский бывший офицер и говорю

— не надо — нехорошо. Сегодня едет, завтра поскачет. Не надо (таинственно). Вы меня

понимаете?

Я. Гм...

ГОЛОС (сурово). Ваше мнение?

Я. Я ничего не имею против того, чтобы она ездила.

ГОЛОС. Все?

Я. Все.

ГОЛОС. Гм... (икает). Автомобиль? Молодец. Она в манеж ушла?

Я. Нет, в город.

ГОЛОС (раздраженно). В какой город?

Я. Позвоните ей позже.

93

ГОЛОС. Очень приятно. В гости, с Любовь Евгениевной? Э! Она в манеж ушла?

Я (раздраженно). Нет...

ГОЛОС. Это ее переутомляет! Ей нельзя ездить... (бурно икает). Ну...

Я. До свидания... (вешаю трубку). (Пауза три минуты). Звонок.

Я. Я слушаю вас.

ГОЛОС (слабо, хрипло, умирая). Попроси... Лю... Бовьгенину.

Я. Она ушла.

ГОЛОС. В манеж?

Я. Нет, в город.

ГОЛОС. Гм... Ох... Извините... что пабскакоил... (угасает) .

(Вешаю трубку).

Конечно, в жизни все было по-другому, но так веселей... То самое время, о

котором мечтали и которого так добивались „братья по перу", настало: все пьесы сняты.

50

На шоферских курсах, куда я поступила вместе с нашим знакомым Александром

Викторовичем Талановым, я была единственная женщина (тогда автомобиль

представлялся чем-то несбыточно сказочным).

Ездить по вечерам на курсы на Красную Пресню с двумя пересадками было

муторно, но время учения пролетело быстро. Практику — это было самое приятное —

проходили весной. Экзамены сдавали в самом начале мая. Было очень трогательно,

когда мальчики после своих экзаменов приехали ко мне рассказать, что спрашивает

комиссия, каких ошибок надо избегать, на какой зарубке держать газ. Шоферское

свидетельство я получила 17 мая.

М.А. не преминул поделиться с друзьями: „Иду я как--то по улице с моей

элегантной женой и вдруг с проносящейся мимо грузовой пятитонки раздается крик:

„Наше вам с кисточкой!" Это так шоферы приветствуют мою супругу..."

Про кисточку, конечно, он сочинил, а что сплошь и рядом водители, проезжая

мимо, здоровались, это верно...

94

У меня сохранилось много разных записок, открыток, посланных М.А. из различных

мест. Вот 1928 год. Он едет на юг.

18 августа. Конотоп.

Дорогой Топсон (это одно из моих многочисленных прозвищ).

Еду благополучно и доволен, что вижу Украину. Только голодно в этом поезде

зверски. Питаюсь чаем и видами. В купе я один и очень доволен, что можно писать.

Привет домашним, в том числе и котам. Надеюсь, что к моему приезду второго уже не

будет (продай его в рабство) .

Тиш, тиш, тиш...

Твой М.

(Поясню, что такое „тиш, тиш, тиш". Это когда кто-нибудь из нас бушевал, другой

его так успокаивал).

18 августа 28 г. Под Киевом.

Дорогой Топсон,

Я начинаю верить в свою звезду: погода испортилась!

Твой М.

Тиш, тиш, тиш!

Как тянет земля, на которой человек родился.

19 авг.

Я в Одессе, гостиница „Империалъ ".

М.