О, мед воспоминаний

писатель", М., 1960), где немало страниц посвящено М.А. Булгакову. Но лучше бы этих

страниц не было! Автор все время отгораживается от памяти своего бывшего сослуживца

и товарища и при этом волнуется: а вдруг кто-нибудь может подумать, что он, Эрлих,

дружил с „плохим мальчиком". Поэтому он спешит сказать что-нибудь нелестное в адрес

М. А. Булгакова, осуждая даже его манеру шутить: „Он иногда заставлял настораживаться

15

самим уклоном своих шуток" (стр. 36). Правда, не очень грамотно, но смысл ясен.

Как ни мило жили мы под крылышком Ушинского, а собственный кров был нам

необходим. Я вспомнила, что много лет назад на Каретной-Садовой стоял особняк, где

справлялась свадьба моей старшей сестры. Это был красивый дом с колоннами,

повернутый фасадом в тенистый сад, где мы с сыном хозяйки играли в прятки: было мне

девять лет, а ему одиннадцать. Я была самая маленькая на свадьбе, но мне все же дали

бокал шампанского, которое мне очень понравилось и я все боялась, что взрослые

спохватятся и у меня его отберут. Не знаю, что произвело на меня большее впечатление:

хозяйка ли дома Варвара Васильевна (крестная мать моей сестры), такая красивая в

своем серо-зеленом — под цвет глаз — платье, или шампанское.

Теперь, в 1924 году, я решила направиться к ней и спросить, не поможет ли она

нам в поисках пристанища. Дом я узнала сразу, но на нем висела вывеска какого-то

учреждения, а сама Варвара Васильевна жила во дворе в деревянном флигеле. Вместо

бывшей красавицы меня встретила пожилая женщина с черным монашеским платом на

голове — Mater dolorosa (она похоронила обоих сыновей). Она была очень приветливая,

охотно повела меня через проходные дворы в какие-то трущобы и указала на одну из

халуп, где шел ремонт. Надо было на другой день придти сюда же на переговоры, но я не

пошла. Правда, то, что нас ждало впереди, оказалось не лучше, но хоть район был

приличный. В это время нас познакомили с грустным-грустным человеком. Глаза у него

были такие печальные, что я до сих пор их помню. Он-то и привел нас к арендатору в

Обухов переулок, дом 9, где мы и утвердились.

16

НА ГОЛУБЯТНЕ

Мы живем в покосившемся флигельке во дворе дома № 9 по Обухову, ныне

Чистому переулку. На соседнем доме № 7 сейчас красуется мемориальная доска:

„Выдающийся русский композитор Сергей Иванович Танеев и видный ученый и

общественный деятель Владимир Иванович Танеев в этом доме жили и работали". До

чего же невзрачные жилища выбирали себе знаменитые люди!

7

Дом свой мы зовем „голубятней". Это наш первый совместный очаг. Голубятне

повезло: здесь написана пьеса „Дни Турбиных", фантастические повести „Роковые яйца"

и „Собачье сердце" (кстати, посвященное мне). Но все это будет позже, а пока Михаил

Афанасьевич работает фельетонистом в газете „Гудок". Он берет мой маленький

чемодан по прозванью „щенок" (мы любим прозвища) и уходит в редакцию. Домой в

„щенке" приносит он читательские письма — частных лиц и рабкоров. Часто вечером мы

их читаем вслух и отбираем наиболее интересные для фельетона. Невольно

вспоминается один из случайных сюжетов. Как-то на строительстве понадобилась для

забивки свай копровая баба. Требование направили в главную организацию, а оттуда - на

удивленье всем — в распоряжение старшего инженера прислали жену рабочего Капрова.

Это вместо копровой-то бабы!

И еще в памяти встает подхваченный где-то в газетном мире, а вернее

придуманный самим М. А. образ Ферапонта Бубенчикова - эдакого хвастливого

развязного парня, которому все нипочем и о котором с лукавой усмешкой говорил М. А. в

третьем лице: „Знайте Ферапонта Бубенчикова" или „Нам ни к чему, — сказал Ферапонт",

„Не таков Ферапонт Бубенчиков"...

Спустя много лет я случайно натолкнулась на № 15 юмористической библиотеки

„Смехач" (1926 г.), где напечатаны „Золотые корреспонденции Ферапонта Ферапонтовича

Капорцева". Значит, стойко держался Ферапонт в голове Булгакова-журналиста. Да это и

немудрено: увлекался он в 20-е годы небольшой примечательной книжкой —

„Венедиктов, или достопамятные события жизни моей. Романтичес-

17

кая повесть, написанная ботаником X, иллюстрированная фитопатологом Y.

Москва, V год республики." (РВЦ Москва) № 818. Напеч. 1000 экз. 1-ая Образцовая

типография МСНХ, Пятницкая, 71.

В повести упоминается книголюб Ферапонтов, и это имя полюбилось, как видим,

Булгакову.

Об этой повести я буду говорить позже.

Целая плеяда писателей вышла из стен „Гудка" (уж такая ему удача!) . Там

работали Михаил Булгаков, Юрий Олеша — тогда еще только фельетонист на злобу дня

„Зубило", Валентин Катаев и позже брат его Евгений Петров... Трогательно вспоминает