О медленности

Мы наблюдаем непрестанное движение, но оно непривычно свободно от классического режима просмотра, при котором болельщики сверяют каждое событие с игровым временем. В фильме Гордона и Паррено время не является простым вместилищем движения и не является единым целым. Его структура и энергия определяются внутренними мультитемпоральными часами Зидана, его постоянными попытками вмешаться в ход игры и сделать такую передачу, которая всякий раз становилась бы неожиданностью. Реальное время предстает здесь не временем длящейся аутентичности, заставляющей упиваться, затаив дыхание, опытом ликующего присутствия, а носит скорее дробный, калейдоскопический и, в сущности, галлюцинаторный характер, не поддается внешнему измерению и никогда не сливается в единое событие, лишенное прошлого и будущего.

Одна из главных задач, поставленных в проекте Гордона и Паррено, – представить хаотичность и очевидную бессобытийность футбола как самый восхитительный аспект игры. В отличие от большинства традиционных спортивных репортажей, в которых пространство поля предстает всего лишь нейтральным обрамлением для непрестанного движения и зрелищной борьбы, фильм Гордона и Паррено посвящен прежде всего исследованию той роли, которую передвижение Зидана по полю, его сосредоточенная наблюдательность, секундные колебания, решительные действия и эффектные передачи играют в формировании пространственного аспекта игры. Пространство здесь – это изменчивый продукт и процесс, оно показано не как нечто предшествующее игре или необходимое лишь для демонстрации эффектных движений и всецело подвластное спортсменам-виртуозам. Вместо этого авторы запечатлевают неизбежно временной характер пространства, сжимающегося или расширяющегося в зависимости от того, как отдельные узлы всей сети передач взаимодействуют с другими узлами и становятся активными агентами обмена и взаимодействия. Этим пространством невозможно овладеть, преодолеть его, заполнить, перекрыть, картографировать, господствовать над ним или управлять им. Невозможно думать о нем как о чем-то едином, как о единообразном и однородном месте встречи двадцати двух игроков, готовых биться за зоны контроля и выгодные возможности. Пространство игры предстает дробным и совокупным: разрозненный массив неустойчивых, непрерывно изменяющихся в результате физического движения и взаимодействия связей, который не сможет в полной мере освоить или захватить ни один отдельно взятый игрок.

По мнению авторов фильма, величие Зидана определяется его умением превращать логику поражения и тщетности в движущую силу непрерывной активности и движения. Но камеры не пытаются запечатлеть это величие – так сказать, пафос Зидана, его бесстрашное отношение к неуправляемости игры и заключенному в ней страданию – как источник героического успеха и самореализации личности на глазах у толпы. Напротив, с беспощадной точки зрения Гордона и Паррено полное растворение Зидана в игре прежде всего делает невозможным восприятие его как самодостаточного индивида, целостной единицы, взаимодействующей с другими такими же единицами и находящей в этих моментах совместной активности экстатическое блаженство[161]. Камеры от раза к разу сначала намеренно фокусируются на фигуре Зидана или какой-либо части его тела, а затем смещают фокус на толпу на заднем плане или на группу других игроков поблизости от Зидана. С одной стороны, из‐за ограничений камер по фокусному расстоянию и сильного приближения в такой смене фокуса проявляется тенденция к изображению всего пространства поля в виде совокупности фактически не связанных друг с другом планов действия. С другой стороны, эти продуманные операторские приемы сообщают присутствию Зидана на поле призрачное качество.

Хотя фигура футболиста находится в центре внимания фильма, она предстает неуловимой, неустойчивой, воссоздаваемой и деконструируемой в процессе его движения и наблюдения за ним операторов и зрителей. Хотя лицо, глаза, туловище, руки, колени и ноги Зидана буквально не сходят с экрана, сам он как будто лишен целостной телесной формы. Он изображается как объект всеобщего восхищения и вместе с тем фантом, как непревзойденный спортсмен и как сверхъестественное видение. Его умение полностью погружаться в игру имеет те же истоки, что и способность преодолевать или нарушать ее целенаправленную логику, ориентированную на забивание гола. Зидан постоянно находится в поиске новых связей и возможностей изменить расположение своих партнеров на поле, однако делает это отнюдь не с позиции способного влиять на ход вещей индивида, независимого, самостоятельного и исключительного субъекта. Коллективное пространство игры, увиденное беспощадным взглядом Гордона и Паррено, никогда не сможет стать «своим полем» не только потому, что состоит из неоднородного времени и совокупных планов действия, но и потому, что населяющие его субъекты являются Другими по отношению к самим себе и, соответственно, утрачивают качество, которое позволяло бы видеть в них независимых индивидов.