О нечисти и не только

– А вот умыться хочу, – кокетливо ответила та, высвобождая руку, – простирнуть там чего-нибудь, туда-сюда…

– Не торопитесь, – прошептал Кровопусков, интимно склоняясь к Розе и обнажая острые клыки. Одной рукой он обнимал её за талию, а другой подманивал к себе коллег, прячущихся в тени забора. – Не торопитесь, вас утром… и так… омоют!

Роза, подчиняясь какому-то шестому или даже седьмому чувству, двинула сжатым кулаком через плечо и одновременно со всей силы пнула каблуком туда, где по идее должна была находиться коленная чашечка фельдшера. Оба удара достигли своей цели – Кровопусков присел от боли и взвыл, хватаясь за ушибленный нос, а Роза бросилась бежать – до бани оставалось не более двухсот метров. Лысые коллеги фельдшера сначала было попытались оказать пострадавшему первую помощь, но потом, повинуясь приказу Кровопускова, оставили его и погнались за Розой. В лунном свете отчётливо было видно, что кожа на их щеках уже тронута тлением.

– Пустите! Пустите, пожалуйста! – Роза барабанила в дверь баньки, пока не ввалилась наконец внутрь. Только успела встать и захлопнуть за собой дверь, прижав щеколдой, как услышала тяжёлое дыхание почти догнавших её преследователей. Хлипкая дверь под тяжестью их ударов шаталась, но внутрь войти без приглашения они не решались.

Вскоре к коллегам присоединился сам Кровопусков. Его голос был, как всегда, обольстителен:

– Ну что же вы так поспешно от нас ушли? Разве я вас чем-то обидел?

Как только глаза привыкли к темноте, Роза поняла, что находится не в самой бане, а в предбаннике. Банная дверь была куда крепче и внушительнее. Роза рванула её на себя:

– Ваня! Ванечка!

– А нет его, – ответил ей пьяный старческий голос.

– А где же он? – опешила Роза.

– Эх… Русалки его на дно уже, небось, утянули…

– Как это?.. Ваня!!! Ваня!!!

Именно утянули…

Сначала Ваня робко шёл позади, прячась за придорожными кустами, и только поглядывал сквозь листву на игры обнажённых девушек, любуясь жемчужным сиянием, исходящим от их кожи, наслаждаясь мелодичным смехом и пением… Потом, когда его заметили, он сам, по своей воле, пошёл за ними к озеру Русалочьему, давшему название всему селу. То одна, то другая дева на миг прижималась к нему прохладным телом, и от этого Иван, наоборот, наливался жаром. Так, что того и гляди пар пойдёт от одежды! Он тоже не отставал от сладострастных русалочек, ловил их, как серебряных рыбок в прозрачной воде, тянулся к ним обеими руками, а они с тихим смехом всякий раз ускользали, будто сквозь пальцы проходили… Ваня удивлённо смотрел на руки и опять пытался поймать, всё дальше заходя в тёмную глубь озера, пока не обнаружил себя уже стоящим по пояс в воде и окружённым сразу пятью или шестью русалками.

– Ну теперь-то не уйдёте, – весело погрозил он пальцем, приготовившись к броску. Но в тот же миг русалки сами бросились на него, накрывая своими длинными телами, прилипая к рукам и ногам. Они волокли его всё дальше от берега, и как Ваня ни сопротивлялся, утянули-таки его на самое дно…

Ещё на миг мелькнула над поверхностью Ванина голова – судорожно хватал он ртом воздух – и всё! Чёрная безмятежная гладь озера отражала высокую полную луну, крупные и особенно яркие в середине лета звёзды.

«Что ж делать-то теперь?» – думала Роза, сидя, словно васнецовская Алёнушка, на банном полоке, подальше от всхрапывающего банника и на всякий случай ещё дальше от окошка, за которым притаился плотоядный упырь-фельдшер-гармонист Кровопусков. Он и его приятели ходили вокруг баньки, скребли острыми когтями брёвна, заглядывали в окошко…

«Ваньку спасать надо… Ведь пропадёт! Да он бы и без русалок нашёл куда вляпаться, а тут эти мокрозадые… Ох, мне бы только выбраться отсюда!»

– Ненаглядная моя… желанная… Заклинаю, иди ко мне, – плющил нос о стекло Кровопусков. – Иди сюда, я сказал! Лучше сама приходи, а не то… я ведь зайду – хуже будет!

Банник всхрапнул погромче и открыл один глаз:

– Да не боись ты, девка… Не сунется сюда упырь… Банька – место древнее, священное! Для всякой нечисти запретное! До утра посиди, а там уж они и сами сбегуть…

– Нельзя мне здесь сидеть, дедушка, нельзя! Там Ванька! Он же пропадёт без меня!

– Значит, такая у него судьба – что ж теперь поделаешь!

– Ой, отсталый вы, дедушка! Отсталый и тёмный! Судьбу свою каждый человек сам творит! Ну или я за него сотворю… Дайте только выйти отсюда… Стоп, а банька-то, случаем, не из осины построена, а?

– Да не, ты шо! Осина – дерево влаголюбивое, пышное… Нельзя из него баню строить – загниёт! Вот разве что мебелю какую… – и банник показал на трёхногий табурет в углу.

Ваньке снилась мама. Будто бы он, маленький ещё совсем, лежит в одной маечке и трусиках на огромной подушке, а мама, большая, светлая, ласковая, наклоняется над ним, гладит непослушные волосы и тихонечко говорит: «Ванечка… Ванюша… просыпайся…» И так-то хорошо Ване от её голоса и от улыбки её, что он и сам в ответ улыбается, открывая глазки…