О непредсказуемости жизни (сборник рассказов) (ЛП)

— О-о! — только и сказал Скрэч, восхищаясь контрастом розовой и фиолетовой шерсти. — Надеюсь это не навсегда? Я хотел сказать... ты же меняешь свой цвет...

— Да, но я не красила себя снаружи. Я покрасила себя изнутри.

— То есть?

— Ну... — дикобразиха устроилась на краю каменной чаши, так что оранжевая ткань балахона выгодно обтянула фигуристую попку. — Здесь все очень просто... и в то же время очень сложно. Суть в том, что душа первична, разум вторичен, а тело есть опережающая комбинированная проекция первого и второго на вещный мир... Ох... Как же проще-то... В общем, я алхимик, а все алхимики — немного маги. Мои цвета — совместное воздействие магии и алхимии на тело изнутри, со стороны души.

— Кажется, я что-то понимаю...

— Правда?! — изумилась Паскаль. — Я сама не очень-то...

— На самом деле, нет, — улыбнулся Скрэч. — Но если это работает на тебе и не делает меня таким навсегда...

— Разумеется, нет!.. Ну, почти наверняка, нет. В конце концов, кожа затронута лишь поверхностно, а шерсть постепенно сменится. Пара недель... может быть месяц... или чуть больше... Максимум до весны, до очередной линьки.

— Похоже, опыта у тебя негусто, — разухмылялся тигр.

— Эй! — возмутилась дикобразиха, — у меня не так уж и много добровольцев, желающих перекраситься! Вообще-то, ты первый.

— Почему-то я именно так и подумал.

— Ладно, — Паскаль, соскочив на пол, показала Скрэчу язык. — Я еще не завтракала, а время к обеду подходит. Так что, о Фиолетовое Величество, как только тебе надоест плескаться, жду тебя в Молчаливом Муле.

— Обязательно!

Цветная пара: оранжевый дикобраз и фиолетово-розовый тигр вошли в главный зал таверны рука об руку. Они уже садились, когда от бильярдного стола послышался повизгивающий смех. Обернувшись, они увидели едва не падающего с табурета бобра-морфа. Как раз в это время Мишель, а это был именно он, смог сквозь смех кое-как выговорить:

— Эй, котик, я смотрю, ты тоже сходил в гости к этой... разноцветной... ик!..?

Скрэч подавил рычание, втянул когти и усадил Паскаль на ее место:

— Я с ним разберусь, дорогая.

Та хмыкнула и, повернувшись вполоборота, краем глаза смотрела, как тигр идет к Мишелю.

— Привет, — сказал Скрэч, нависая над низеньким бобром мохнатой глыбой.

— Ага-а! — пьяно ухмыльнулся Мишель, безуспешно пытаясь задавить рвущийся наружу смех.

— Тебе не нравится, как я выгляжу?

— О-о! — дыхнул винным духом бобер. — Не нравится?! Да я просто в восторге! Я бы любовался на тебя... ик!.. весь день!

— Тебе не нравится Паскаль?

— Эта разноцветная... ик!..? Ни в... ик!.. коем случае! Ик! Она просто выставила меня на посмешище, превратив в бабу с четырьмя сиськами... ик!.. И всего-то! Ик! А так-то она ниче, хе-хе! Особенно сзади!

Скрэч зарычал и, сжав оба кулака, поднес их к носу Мишеля.

— Прижми язык, грызун.

— Пф, — фыркнул бобер-морф. — Да, пожалуйста! Милуйся со своей... ик!.. и пусть она тебя перекрашивает хоть каждый день! Только потом не жалуйся! Ик!

Тигр рыкнул еще раз и вернулся к столу, туда, где откинувшаяся на спинку лавки Паскаль вырисовывала когтем на дубовой столешнице причудливые узоры.

— И? Я ему все еще не нравлюсь?

Скрэч фыркнул и осторожно лизнул ей нос. Паскаль улыбнулась... а печаль в ее глазах осталась незамеченной никем...

— Знаешь, ведь эта течка даже не настоящая...

Они возвращались в лабораторию, когда Паскаль за вечер не выпившая даже бокала, и не сказавшая и пяти слов, заговорила.

— Хм?! — удивился Скрэч.

— У меня нет регулярного цикла. Жар приходит, когда ему вздумается... и так уже шесть лет.

— Жар?! А-а... Я-то еще подумал, с чего это тебе вдруг жарко стало!

Дикобразиха коротко рассмеялась и, остановившись, медленно подняла руки, чуть выпячивая упруго подпрыгнувшие груди:

— Нет, я говорила не о погоде.

Скрэч вздохнул.

— Что-то не так?

Фиолетово-розовый тигр осторожно погладил ей мордочку:

— Нет все... прекрасно. Я хотел бы тебе помочь... наверное, не очень приятно...

— Эй! Не беспокойся! Я справлялась с этим шесть лет, со дня битвы Трех Ворот! И уж как-нибудь переживу еще... лет пятьдесят. Или сто пятьдесят.

— Точно? Не многовато?

— Ха! В моем распоряжении все время мира, и даже больше!

Скрэч только вопросительно приподнял уши.

— Все знают, что я попала под удар двух проклятий, — промурлыкала она, легонько прижимаясь к сильному и рослому тигру. — Проклятья женственности и проклятья звериного облика. А о том, что я попала и под третье проклятье, проклятье молодости, я и сама поняла очень не скоро. И  действует оно на меня как-то странно... не полностью. Я не старею, но и ребенком не становлюсь... Загадочно, правда?! Со мной всегда так!

— И очень удобно, — ухмыльнулся тигр.

— А как же! Я уже была бы старой каргой! Мне исполнилось тридцать семь незадолго до битвы... А сейчас мне было бы сорок три. Мы, алхимики можем отдалить старость, но, сам понимаешь, как не отдаляй, как ни борись... А теперь мне не надо ничего отдалять — теперь мне всегда двадцать пять!

Какое-то время Скрэч внимательно рассматривал Паскаль.

— Ты действительно великолепно выглядишь!