Через двор, зевая и почесываясь, подходил высокий лохматый парень. Потом пришлось лезть через дыру в заборе, преодолевать мусорные кучи, ямы, провалы, подниматься по темным лестницам… – куда, зачем? Это напоминало бессмысленную полосу препятствий; лохматый гид что-то говорил, экскурсанты ахали-охали. Хели не вслушивалась – ее снова начало мутить, ноги болели, резь в животе усилилась. Наконец она уловила, что говорят об О-О и навострила уши. Лохматый парень, напустив значительности, указал в глубь коридора.
– Вон там, видите, лестница?
В темноте было невозможно что-либо разглядеть, но на всякий случай экскурсанты дружно кивнули.
– Короче, там, – свистящим шепотом произнес гид. – Но туда нельзя. Верная смерть. Йалла, двинули дальше.
Хели шагнула за перегородку и, прислонившись к холодному бетону, стала ждать тишины. Когда шаги и голоса группы растворились в странных звуках и шорохах здания, она выбралась в коридор и пошла в указанном гидом направлении. Идти без проводника оказалось непросто – тут и там Хели едва удерживалась от падения. При этом она совсем не чувствовала страха – напротив, каждый раз, ухватываясь в последний момент за случайно подвернувшийся стальной прут или отдергивая ногу, уже зависшую над пропастью, Хели думала: «Зачем? Не лучше ли было упасть…» – и в одной этой мысли заключалось какое-то особое, конечное и потому утешительное отчаяние.
Лестница открылась слева – неожиданным тусклым светом, падающим сверху, как заблудившийся экскурсант. Хели присела на нижнюю ступеньку передохнуть – силы почти оставили ее. Вокруг что-то шелестело, шуршало, стонало, вскрикивало – тихо-тихо, но явственно. Странное здание… Хели глянула вверх, в лестничный пролет – и вдруг увидела Его. Почему-то она точно знала, что это именно Он – зыбкий колышущийся образ, манящий и когда-то пугающий – когда-то, но не теперь. Теперь она уже не боялась ничего.
– Иди сюда… – прошелестел голос.
Хели кивнула.
– Ага, сейчас… Ты извини, но я что-то устала.
Вот передохну, и тогда…
Она проснулась от звука шагов. Кто-то шел по коридору; луч фонаря метался от стены к стене, как руки горячечного больного. Хели испугалась – впервые за последние часы. Стараясь подняться, она принялась шарить рукой по стене в поисках опоры. Затекшие ноги слушались плохо, как в ночном кошмаре, когда пытаешься бежать и не можешь. Мелькнула надежда – уж не снится ли ей это все, в самом-то деле? Луч остановился.
– Кто тут?
Мужской голос. Хели молчала, дрожа всем телом. Свет дернулся, мазнул по стене и вдруг уперся ей прямо в глаза. Хели услышала смешок.
– Ты что тут делаешь, хомячиха?
– Я не хомячиха, – еле выговорила она, – я Хели… Не надо так светить… глазам больно…
– Не хомячиха? – повторил голос. – И точно, не похожа. Какая-то ты другая, в юбке. Такие сюда не ходят. Постой-ка… – ты что, ранена?
Фонарик зашарил по измазанной кровью ступеньке. «Все-таки протекла…» – подумала она с досадой. Теперь Хели могла разглядеть собеседника – парнишку-эфиопа лет пятнадцати, ее ровесника.
– Нет, не ранена, – сказала она, почему-то совсем не смущаясь. – Это женское.
– Женское? – испуганно повторил эфиоп. – Что же теперь… ты идти можешь?
– Не знаю.
– Давай попробуем…
Он шагнул вперед и взял ее за руку. Снова удивившись полному отсутствию смущения от прикосновения чужого человека, Хели сделала попытку приподняться и потеряла сознание.
Очнулась она уже под полной опекой Мамариты. Поначалу и гиды, и сама Хели полагали ее пребывание в Комплексе временным, до выздоровления. Да и потом, когда она выразила робкое желание остаться, Дикий Ромео согласился далеко не сразу.
– Тут работать надо, сестричка, – сказал он. – Просто так никого не держат. Что ты умеешь?
– Все, что надо по дому, – ответила Хели. – Стирать, готовить, убирать, за детьми смотреть…
Дикий Ромео фыркнул:
– Ты видишь тут детей? А на все остальное хватает Мамариты. Так что…
– Погоди, Ромео, – остановил его Призрак. – Если человек за детьми смотрит, то, может, и за хомячками получится? Чоколаку сменит, а Чоколака – нас с тобой, чем плохо? Дай ей бинокль, попробуем.
И Хели получила бинокль, а с ним – шанс на новую работу, новое жилье и новую семью. Смотрительница по всей своей сути, она оказалась идеальным наблюдателем – ответственным и зорким. Но главная хелина проблема выявилась лишь месяцами позже, когда наметанный глаз Мамариты диагностировал, наконец, причину ее постоянных недомоганий.
– Девочка, – сказала она, усадив Хели перед собой, – мы приняли тебя без каких-либо расспросов. У каждого тут свои секреты, и другим знать о них вовсе необязательно. Но для тебя сейчас настало время поговорить. Рассказать, кто ты и откуда.
– Почему? – морщась, спросила Хели. – Я плохо работаю?
– Нет, – отвечала Мамарита с улыбкой. – Работаешь ты хорошо, быстро. И беременеешь, как я вижу, тоже. Это нужное качество. Знала бы ты, скольким женщинам его не хватает…
Хели потрясла головой.
– Подождите… что вы сказали? Какое качество?
О чем вы…