О-О

Потом он несся по улицам, спасаясь от погони – которой, вообще-то, не было и в помине – потому что полиции незачем гоняться за человеком, чье удостоверение, а значит, имя, адрес и всю подноготную она и без того держит в руках. Потом опять замелькали какие-то колеса, какая-то выпивка, и сон на скамейке автовокзала, и автобус, и снова автобус, и, наконец, дом, и, наконец, постель.

Проснулся Яки после полудня, один: родители еще не вернулись с работы, младшая сестренка – из школы. Раскалывалась голова, вырубленная накануне по чуткой рекомендации друга. Он прошел на кухню к холодильнику, и тут зазвонил телефон.

– Ты где, братан? – завопил в трубку Слава, не тратя времени на приветствия. – Я тебя вчера весь день искал! Зачем ты отключил мобилу?

– Я не отключал. Батарея села, – морщась, объяснил Яки. – Только сейчас на заряд поставил. Дома я. А что? Только не кричи, ладно?

– А то, что все давно уже на базе, – понизил голос друг. – Все четырнадцать. Только тебя нет. Понимаешь, что это значит?

– Погоди… голова болит, дай обнулиться…

Потирая гудящий лоб, Яки сел на стул и вдруг вспомнил – все сразу. Не в деталях, конечно, но заголовками, как на странице оглавления очень толстой и очень страшной книги. Конфликт с командиром, бунт отделения, голый парень в доме у Иланит; сама Иланит, выкрикивающая какие-то обидные слова – обидные настолько, что даже не запомнились; вырубание головы в каких-то барах, клубах, киосках; драка с полицейскими, автовокзал… и все это – за одни только сутки?

– Ничего себе… – простонал он.

– Дошло наконец? – отозвался Слава. – Ты еще всего не знаешь. Слушай.

За неделю до бунта произошла смена командира бригады. Новый комбриг, пришедший из спецназовской генштабной элиты, меньше всего хотел начинать свою каденцию со скандала. Узнав о самовольном уходе целого отделения, он принялся решать проблему так, как привык у себя в спецназе – быстро, решительно, малыми силами и личным примером. Он уселся в хаммер вместе с командиром злосчастной роты и, прихватив с собой два армейских грузовика, отправился по адресам – собирать бунтовщиков.

Явление мессии поразило бы беглых голанчиков меньше, чем полковничьи погоны на пороге. И без того изрядно растерянные, они стали легкой добычей властной командирской воли.

– Прикинь, – возбужденно шептал Слава. – Я в трусах и в тапках, а тут – сам комбриг! Комбриг, не кто-нибудь! Комбриг, бог и царь! Другим людям за всю жизнь с ним словом не перекинуться, и вот – у меня в прихожей! А я в трусах!

Возложив твердую длань на трепещущее плечо беглеца, полковник отрывисто докладывал диспозицию. Отрывать головы своим людям – не в его командирских правилах… ну разве что в отсутствии иного выхода. А потому на первый раз он готов ограничиться условным наказанием. То есть еще раз проштрафишься – полгода в Шестерке, автоматом. А сейчас – минута на сборы, грузовик внизу. Время пошло.

Большинству голанчиков не понадобилось даже минуты – укладывались и в сорок секунд. С облегчением плюхались на жесткую скамью в кузове, рядом с уже сидящими там товарищами, возбужденно толкали друг друга локтями:

– Привет, братан, и ты здесь?

– Да где же мне еще быть, братан?

– Не, ну прикинь – сам комбриг! Обалдеть можно…

Нескольких человек не оказалось дома – их вызвонили по телефону. Мытьем ли, катаньем ли, но в течение трех часов были собраны все, за исключением одного – Яки Шаашуа, главного непрушника. Его просто не удалось разыскать – ни по адресу, ни по мобильнику. Что автоматически решало вопрос о козле отпущения. Единичный дезертир, да еще и такой непутевый – это вам не массовый бунт. Случается даже в примерных семьях, не только в «Голани».

– Плохи твои дела, Яки, врать не стану, – заключил Слава. – Теперь непременно всю парашу на тебя повесят. Зачинщик, подстрекатель и вообще дезертир. У тебя адвокат есть знакомый?

– Адвокат?.. – переспросил Яки.

Он все тер и тер лоб, словно пытаясь стереть невидимое клеймо. Клеймо непрухи, ставшей проклятием.

– Слава, я что-то… голова сейчас лопнет… давай потом, а?

– Какое «потом»?! – закричал Слава. – Ты что, не въехал? Тебе срок светит, арбузная башка! И не месяцы – годы!

– Бай…

Яки разъединился, но телефон немедленно зазвонил снова. «Как с Иланит…» – подумал Яки, нажимая на кнопку отключения. Жаль, что нельзя так же просто отключить голову… Он нашел в аптечке акамоль, проглотил две таблетки и лег.

Его разбудил старший брат, демобилизовавшийся пять лет назад, но сохранивший прежние армейские связи.

– Вставай, слизняк! – он грубо сдернул с Яки одеяло. – Весь мир на ушах стоит, а он дрыхнет! Ты хоть в курсе, что происходит?

Яки, слепо моргая, сел на кровати. За окном темнел вечер. Голова почти не болела – и то счастье…

– Что?.. Что вам всем от меня нужно?

– Я говорил по телефону с твоим комроты, – сказал брат и наклонился, ловя блуждающий якин взгляд. – Если добровольно вернешься сегодня, получишь только два месяца и год условно. Вставай, поехали.

– Куда?

Брата как подбросило.