О-О

– Ни-ни, босс, как можно! – заверил его Тайманец, показывая винтовку и тут же снова убирая ее за спину подальше от цепких глазок гостя. – Сам видишь – тут приклад стальной, никаких зарубок. Ни старых, ни новых.

Он насмешливо смотрел снизу на хозяина Комплекса и даже не думал привстать в знак минимального уважения. Но разве тот мог возразить что-либо в ответ на эту очевидную дерзость? «Проклятый Кац! – едва сдерживаясь, подумал Барбур. – Все из-за него, отморозка. Все теперь заново… пока новых людей найдешь… да и где их взять, людей-то?»

– Призрак… когда… будет? – произнес он вслух, отрывистостью интонации демонстрируя принципиальное несогласие мириться с нынешним положением дел.

– Почему будет? – снова вмешалась нахальная девица. – Призрак есть. Дрыхнет в соседней комнате. Позвать?

– Зачем? – возразил Тайманец. – Дайте человеку поспать.

– Нельзя, – сказала Тали, поднимаясь с матраса и засовывая айфон в карман джинсов. – Начальство ждать не любит. Правда, начальство?

Барбур не стал отвечать, закусил губу, отошел в сторонку, к оконному проему. «Ничего-ничего, – думал он, – дайте время. Все еще вернется, вот увидите – и сила, и почтение, и страх. Подумаешь, автомат у них. Откуда он взялся – вот вопрос. Ясно, что никакой этот Тайманец не… как его? – скотер? – никакой он не скотер. А если не скотер, то кто? На бомжа не похож, на торчка тоже. Ничего-ничего… выясним, все выясним… Жаль, что Русли кончился – такой был удобный…»

Русли был ровесником Барбура; они познакомились в середине девяностых и с тех пор не разлучались. Пятнадцать совместных лет – достаточное время для того, чтобы назвать человека другом; многие браки длятся куда меньше. Но вряд ли покойный испытывал по отношению к боссу дружеские чувства. Дружба – даже между человеком и собакой – предполагает довольно сложную систему взаимоотношений, в то время как Русли был заведомо способен лишь на самые простые животные проявления. Они ограничивались четырьмя основными физиологическими функциями: едой, испражнением, сексом и сном – а также необъяснимой страстью к фильмам кун-фу.

Помимо этих пяти занятий Русли не интересовало ничего – то есть вообще ничего. Психиатры, будь у них такая возможность, непременно определили бы его как типичного олигофрена, но в том рабочем уральском поселке, где он родился, никто и слыхом не слыхивал о такой экзотике, как психиатры. Никто не слыхивал, зато все сызмальства купались в близлежащих карьерах, где стояла вода с мазутными разводами, а наперегонки с купальщиками плавали все элементы периодической таблицы в сопровождении своих изотопов. Наверно, поэтому уродство в поселке считалось нормой, удивлялись скорее нормальным. Говорить здесь начинали в возрасте, когда другие дети уже начинают читать, что, впрочем, не мешало впоследствии успешно скалывать руду, катать вагонетки и, напившись, бить друг друга по мордасам – лет эдак до тридцати пяти: примерно такова была средняя продолжительность жизни местных уроженцев.

Впрочем, Русли – тогда его звали Саней – в забой не попал; его юность пришлась аккурат на ту пору, когда бандиты еще управляли ларьками, а не страной и потому нуждались не в армии, полиции, суде и массе всевозможных спецслужб, а всего лишь в относительно небольшом количестве держиморд, объединенных в команды. Команды именовались «бригадами», и это в какой-то мере роднило их с шахтой. А вот название держиморд происходило скорее из сельского хозяйства, чем из горнодобывающей промышленности – «быки». Тем не менее оно казалось прямо-таки сшитым на Саню: он был здоров как бык, флегматичен, как бык, и обладал примерно таким же, как и бык, словарным запасом. Помимо нескольких команд и ругательств, этот словарь включал имена бригадира, четырех корешей из того же стада и, конечно, его – великого мастера кун-фу Брюса Ли.

Как раз тогда Уральский хребет впервые познакомился с приключениями Маленького Дракона – пиратские кассеты показывались во всех видеотеках, в кинотеатрах крутили дурные копии знаменитых фильмов. Саня увидел «Кулак ярости» и пропал. Трудно объяснить, почему на него так подействовало именно кун-фу, а не, скажем, «Лебединое озеро» или, наоборот, хоккей. Но факт остается фактом – с того самого момента список саниных предпочтений расширился с четырех до пяти.