О-О

«Ну вот, – думал Призрак, всем своим существом ощущая возвращение хорошо знакомого, испытанного временем страха, – оказывается, нет никакой разгадки. Нет, и не было. Зря ты так разбежался».

Вот Барбур – хозяин Комплекса и вообще бандит – циничное, не слишком обремененное нормальными человеческими чувствами существо. Или его покойный бультерьер Русли – немой чурбан, олигофрен, глупее самого глупого пса, растение, овощ с кулаками. Или Кац – отморозок без царя в голове, не подчинявшийся никому и ничему, кроме собственных гнусных позывов. Им ли опасаться О-О, брать его в расчет? Но и эта троица продвинулась совсем недалеко – даже не на весь следующий этаж, а всего лишь на одну комнату. На одну комнату – и это уже предмет для барбурьей гордости, причем непонятно, чего тут больше – гордости или страха. Скорее всего, Барбур и не стал бы забираться так высоко без острой необходимости найти надежное место для склада. И вот теперь он ближе всех к разгадке – но и боится он тоже больше всех! Он – босс и правитель!

– Я вот все думаю, зачем? – тихо сказал Призрак.

– Зачем О-О? – так же тихо переспросил Барбур.

– Ага. Зачем?

– Так это… – хозяин Комплекса смущенно прищелкнул клювом. – Для порядку, пацан. Без порядка кажный на свою сторону тянет. А жить-то надо. Справляться надо. Вот и приходится вожжи собирать, удерживать. Того сюда дернешь, этого туда. Так, понемногу, порядок и деется.

– А ты?

– А что я?

– Ты вроде как в Комплексе хозяин. И вожжи у тебя. При чем тут О-О?

Барбур подозрительно покосился на собеседника. Вряд ли они могли вести этот разговор в других обстоятельствах, но здесь, перед стеллажом с травкой, в тускнеющем свете фонаря и в двух шагах от О-О, обсуждаемая тема казалась вполне уместной.

– Так это… вожжи-то не у меня. Будь они у меня, разве Русли лежал бы нынче в земле? Будь они у меня… – Барбур посмотрел на собственные ладони, будто ожидая увидеть там вожжи. – Но их нет, пацан. Ни у меня нет, ни у тебя, а уж у Русли – и подавно не было. Я это… угадываю, стал-быть, куда дернет. Лучше других угадываю, потому и хозяин. Люди ведь как… – люди думают, что О-О просить надо. А некоторые понравиться ему хочут, угождают по-всякому. Глупо это, пацан. Мы для него как песок на дороге. Ты вот, когда идешь, на песок смотришь? Нет ведь? Вот и О-О, стал-быть, так. Но шуметь все равно не надо, на всякий случай. Потому как ежели песок мешать начинает – к примеру, в рот лезет, то его, к примеру, сплевывают. Ему-то что – сплюнул и дальше пошел. А песчинке далеко лететь… Стал-быть, лучше свое место знать, не колготиться. Вот так. Пойдем, что ли?

Он встал и, сложив стул, аккуратно пристроил его рядом с матрасом. «Боится, – думал Призрак, протискиваясь в щель вслед за боссом, – больше других боится… Это что же такое получается? Получается – чем ближе, тем страшнее?»

Эта мысль показалась Призраку настолько забавной, что он с трудом удержался от смеха. Нервы… Немудрено после такой ночи.

14

«Женщины в красно-черном» появились у ворот около часу дня, когда Призрак заканчивал свою вторую экскурсию. Для обитателей Комплекса подобные события были в диковинку, поэтому Хели немедленно позвонила начальнику гидов.

– Какая демонстрация? – не поверил Призрак. – Ты серьезно?

– Сама удивляюсь, – ответила Хели. – Чоколака говорит, что он тоже впервые такое видит. Приехали на большом автобусе, с арабскими флагами. Сейчас стоят у будки, кричат хором. Примерно двадцать женщин. Половина в хиджабах, а другая нет, но в одинаковой одежде: красные свитера, черные юбки. А вокруг мужчины с большими такими камерами. Снимают.

– Операторы?

– Наверно. Человек пять. И тетка с микрофоном.

– Вот что, – сказал Призрак, подумав. – Я сейчас подойду, а ты пока скажи Тали, чтобы поискала в новостях. Может, случилось что, а мы и не знаем…

Выпроводив хомячков, он поспешил на Эй-восемь. Красные свитера, черные юбки… – прямиком из давнего, полузабытого прошлого. Вот именно что полузабытого – и хотелось бы забыть, да никак. Когда-то Призрак и сам вместе с матерью принимал участие в демонстрациях анархисток – подружек Ариэлы Голан. Они именовались «Женщины в красно-черном» – сокращенно ЖКЧ, или «жукачки», как мысленно называл их Призрак. На его памяти жукачек никогда не набиралось одновременно больше десяти. Тем не менее сами они считали себя весьма влиятельной политической организацией и даже получали денежную поддержку из какого-то всемирного анархистского центра. Этих денег вполне хватало на транспаранты, кофе с пирожками и аренду автобуса.