Читаем О первых началах полностью

29а. Итак, если при познании единого необходимо устранить само представление о том, чем и каковым оно является, то необходимо отказаться и от его определения как единого. В самом деле, оно есть что-то среди всего и все вообще: все является чем-то, так как каждая вещь из всех есть нечто; следовательно, и все вместе есть нечто. Стало быть, если оно не познается ни как единое, ни как все, то чем же оно будет? Остановись, человече, и не приписывай ему соответствующее «что» — ведь ты воспрепятствуешь себе в его познании уже тем, что сочтешь нужным услышать, что оно есть; а вот если ты отринешь эти «что» и «каково»[235], то лишь тогда оно явит тебе по возможности то, что оно есть. Ведь на самом-то деле оно не что-то и не качественно определенное нечто, но то, что предшествует им, то, о чем даже сказать невозможно, поскольку всякое имя — это что-то, причем не просто что-то, а еще и указывающее на нечто. И мыслить его нелегко, ибо каждая мысль есть что-то и относится она к чему-то качественно определенному. Даже если ты соберешь все вместе, то и это все будет качественно определенным и чем-то, так как составлено из чего-то качественно определенного. Таким образом, ум, деятельность которого состоит в созерцании качественно определенного нечто, испытывает муки при рождении мысли о природе единого, причем производит их даже и не он сам,— напротив, он соединяет родовые муки с ними самими и возводит их к наипростейшему, совершенно неописуемому и всецело бескачественному в качественном описании, причем как в общем, относящемся ко всему вместе, так и в особенном, применимом к каждой вещи, как предписывают поступать сам Платон и оракулы[236]. Если мы каким-то образом сможем это сделать, то лишь забыв о наших собственных мыслях и возвысившись до таких родовых мук, которым по природе свойственно ведать единое, но не открывать никому <его тайны> и разве что устранять препятствия, стоящие на пути такого обращения к нему, к каковым именно и относится обычай мыслить нечто качественно определенное, причем именно как нечто.

И когда кто-то добивается того, чтобы родовые муки научили его чему-либо о едином, вместо самих себя они предлагают вторую или даже третью мысль, которая, указывая нам на все определенное вместе, казалось бы, имеет дело именно с ним. Например, эта мысль гласит, что единое — начало, поскольку является наипростейшим, что оно — первое, что оно — всеохватное, что оно — породившее все, что оно — предмет стремления для всего, что оно — наилучшее среди всего; далее она будет последовательно перечислять или все то, причиной чего оно является, или же вещи, наилучшие и наиболее почитаемые среди всех, каковы и вышеназванные, и в первую очередь — в силу указанных причин — единое и все вместе[237]. Однако по мере произнесения подобных слов будет появляться мысль, лучшая, нежели данная, избегающая при рассуждении о начале определенного и многообразного, сводящая все к единой и однообразной природе. Ее необходимо предпослать той как объединенную — определенной. Тем не менее остающаяся внутри и не идущая впереди познавательной силы первая родовая мука не приемлет даже такого вывода, чреватого множеством и еще не способного произвести на свет того единого, в то время как сама эта мука, собираясь родить всецело простое и находящееся превыше всякого множества единое, каковое непознаваемо, рожает тем не менее, если можно так выразиться, единое познаваемое, вовсе не имеющее отношения к тому самому единому[238]. Впрочем, его природа, не будучи совершенно неизреченной, позволяет существовать нерасчлененному познаваемому, аналогичному родовой муке, не превращающейся в знание, как и само познаваемое не превращается в бытие познаваемого.

8. Три вопроса, относящихся к бытию единого всем

30. Ну что же, коль скоро единое есть все и нет ничего, что, как мы говорим, не будет единым, давайте, во-первых, рассмотрим, в каком смысле истинно суждение: «Единое есть все», во-вторых, является ли единое всем на равных основаниях, и, в-третьих, каково отличие бытия всем от бытия единым и объединенным. В самом деле, все в нерасторжимости является тем и другим.

8.1. Ответ на третий вопрос

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия