О первых началах

43. Теперь давайте перейдем к рассмотрению того вопроса, предшествуют ли два первых начала[320] первой умопостигаемой триаде, которая совершенно неизреченна и несопоставима с триадой как таковой, каковое мнение высказал великий Ямвлих в 28-й книге «Наисовершеннейшей халдейской теологии»[321], или первая триада умопостигаемого следует за единой неизреченной причиной, как предпочитало говорить большинство его последователей[322], или же мы пойдем дальше даже этой гипотезы и, согласившись с Порфирием, скажем, что единое начало всего является отцом умопостигаемой триады[323]. Так вот, определение того, какого ответа на данный вопрос требуют божественные оракулы[324], пожалуй, следует отложить на другое, более благоприятное время, сейчас же давайте проведем исследование тем способом, который находится в нашем распоряжении и свойствен философии.

Итак, разве несопоставимая причина, единая и общая для всего и совершенно неизреченная, могла бы быть причислена к умопостигаемому и названа отцом единой триады? Ведь эта последняя уже является вершиной сущих вещей, а первая находится за пределами всего; от последней, в частности, зависит отеческий ум[325], а первой не соответствует ничто частное; последняя каким-то образом благодаря своему уму является умопостигаемой, а первая совершенно неизреченна. Кроме того, на основании сказанного нами выше говорить об отце триады мы, пожалуй, могли бы или как о чем-то более общем[326], или же как о всеедином, однако той гипотезе по достоинству не соответствует ни последнее, ни, конечно же, ничто более общее.

2. Аргументация в пользу мнения Ямвлиха

Пожалуй, лучше следовать Ямвлиху — ведь либо существуют монада и неопределенная диада[327] и образующаяся из них триада[328], которая, как говорят пифагорейцы, и есть полная умопостигаемая триада, всему же этому будет предшествовать единое, как также говорят эти мужи[329]; либо имеются предел, беспредельное[330] и смешанное из них, и превыше их, согласно Платону, располагается единое, которое, как он говорит, оказывается причиной смешения для смешанного[331]; либо есть отец, сила и ум, и впереди них идет нечто, выступающее как единый отец, стоящий выше триады:

В космосе светит триада всему, а над нею — монада[332]

—

гласит оракул. Если же это имеет место среди космических предметов, то в тем большей мере — в сверхкосмической глубине[333], ибо тому, что пребывает в ней, пожалуй, в еще меньшей степени подобает начинаться с множества. Итак, если, как мы говорили, единое по виду предшествует триадическому, а прежде него стоит совершенно неизреченное, то подобное суждение, очевидно, оказывается подходящим.

2.1. Первый аргумент

44. К тому же ведь если всеединое является вторым началом после таинственного и это самое начало есть что-то одно ничуть не более, нежели что-то другое, но оказывается всем на равных основаниях, и возглавляет рассматриваемую триаду скорее всего наличное бытие, в то время как второе в ней — это сила, а третье — ум, то ясно, что на основании существующего положения дел необходимо предпослать триаде предшествующее монаде единое[334], с тем чтобы оно присутствовало во всяком числе. Действительно, либо каждое единое число (при том, что, конечно, то единое, о котором мы говорим, не есть монада) является монадой и превыше последней будет стоять единое, которому предшествует таинственное,— но тогда не получится ли так, что монада, будучи третьим началом, окажется первой по отношению к умопостигаемому числу? — либо это единое считается простым, и тогда вновь вслед за ним встанет монада, властвующая над умопостигаемым числом[335].

2.2. Второй аргумент

В этом случае тому, кто выступит в защиту Ямвлиха, придется воспользоваться множеством дополнительных рассуждений, например вышеприведенным, предполагающим, что началом, следующим за единым и пребывающим самим собой, является все, и этому-то началу в первую очередь соответствует имя «монада» и сама монада как действительный предмет. Ведь монада связана с пребыванием[336], и в таком случае диада есть то, что выходит за свои пределы и возвращается, а триада уже оказывается результатом утверждения множественности. Однако подобное утверждение соответствует особенной природе и будет требовать не того, чтобы пребывающее во всех отношениях выходило за свои пределы, а того, чтобы оно возникало само по себе вслед за всеединым благодаря всего лишь собственной неколебимости. Следовательно, оно вовсе не появилось на свет, и не стоит говорить о его выходе за свои пределы[337]. Конечно, на самом деле выходит за них уже то, что следует за пребывающим. Действительно, выход за свои пределы начинается с самого первого, а с третьего начинается возвращение. Потому-то первым и оказывается ум.

2.3. Третий аргумент