О первых началах

На основании этих рассуждений давайте, отказавшись от ранее принятых имен, будем говорить, что <всеединому> необходимо существовать вслед за единым началом всего, понятым в утвердительном смысле, при том, что оно каким-то образом вновь оказалось чистым и указывает на то, что оно есть всеединое. Итак, после него необходимо располагаться иному началу, либо еще не являющемуся всеединым, либо пребывающему всем не на равных основаниях, но некоторым частным образом. К тому же и за ним должно следовать иное, своеобразное начало, опускающееся ниже даже этого,— все в отдельности, поскольку по порядку оно есть умопостигаемое начало, и, пожалуй, все — вплоть до умных предметов — оказывается каждым устроением. Впрочем, в высшем все пребывает в неопределенности — либо как объединенное, либо как единое,— так что необходимо придумать в отношении этих начал некое иное различие. Тогда вслед за тем началом, которое есть все в простоте, нужно располагать всеединое, причем не простое, а такое, чтобы была необходимость добавить к нему уже некое своеобразие, и очевидно, что это начало наиважнейшее и более всего родовое; далее в таком случае к третьему началу необходимо присовокуплять иное, третье, своеобразие, более общее и по природе второе. Следовательно, вот это последнее будет образовывать вместе с первым некую антитезу[338]; осознавая это, я думаю, древние и давали имена: одни — «предел» и «беспредельное», другие — «монада» и «неопределенная диада», сами боги же — «отец» и «сила»[339]. Итак, если последние два начала, каковы бы они ни были, склоняются к чему-то свойственным для этого способом, значит, то начало, которое ни к чему не склоняется, будучи всеединым, пожалуй, окажется предшествующим им единым и общим и ему, в свою очередь, будет предшествовать таинственное начало.

2.4. Четвертый аргумент

45. Впрочем, то же самое можно было бы представить себе и иначе, опираясь как на свидетельство на низшее. В самом деле, мы, видя среди сущих вещей два противостоящих друг другу ряда[340], которые называют лучшим и худшим, а также принадлежащих к видам единого и многого[341], от них восходим к двум началам: к единому и к множеству — я имею в виду их как противопоставленные друг другу — или к иным, если бы кто-нибудь захотел высказать свои предположения относительно них. Итак, и то, и другое — своеобразное начало, поскольку оказывается началом своеобразного, и как в таковом в каждом из них присутствует общность, например, в обладающем обликом единого — своеобразие единого, а в имеющем облик многого — след множества. В самом деле, даже в том случае, когда одна последовательность предметов делится на две, прежде этих двух последовательностей выделяются два их начала; если же вот эти две последовательности обладают чем-то общим между собой (ведь они, конечно же, разделены не полностью), то, разумеется, это общее произошло от однородного и единого начала; об этом я говорю с полным основанием, не опираясь на очевидность, но будучи вынуждаем к этому тем, что определено в уме[342], а, вернее, в душе. Так вот, коль скоро в этом случае дело обстоит именно так, то и в умопостигаемом необходимо заранее предполагать наличие соответствующих ему причин подобного положения, что можно показать наглядно. Стало быть, от нерасторжимой и однородной причины мы восходим к единой причине, предшествующей всему, с которой, испытывая затруднения относительно ее собственного имени, мы соотнесли всеединое: вместо двух отдельных предметов мы приходим к тем, которые как-то противопоставляются друг другу по аналогии с подлинно противоположными предметами, как хотелось бы их назвать, причем при таком способе их представления у нас не получится двойственности именования, как в случае некой наглядности или аналогии с началами, располагающимися превыше всего.

3. Анализ предшествующих аргументов

Итак, не следует ли в данном случае полагать, что начал, потусторонних умопостигаемой триаде и, вообще говоря, всему существующему, два, как и полагал Ямвлих, причем, насколько мне известно, он был единственным среди всех наших предшественников, кто считал так?[343] Или же необходимо последовать за всеми теми, кто был после него?[344] Пожалуй, правильнее всего сказать, что только бог мог бы ведать о столь великих вещах; если же и мне нужно высказать свое мнение, то я полагаю, что для настоящего доказательства подобное положение дел небезопасно.

3.1. Критика четвертого аргумента