О поэтах и поэзии

Первая черта фольклора – амбивалентность, отсутствие внятных акцентов, свобода интерпретации, которая именно и позволяет всякому исполнителю примерить настроение и фабулу на себя. Новелла Матвеева заметила как-то, что большинство авторских песен – ролевые, но это ведь и фольклорная черта! (Отсюда интерес большинства бардов к драматургии: Ким, Окуджава, Галич, сама Матвеева, Высоцкий – драматурги и кинодраматурги.) В большинстве народных песен сохраняется дистанция между автором и исполнителем (иногда подчеркиваемая противостоянием куплета и рефрена: комментатор врывается в действие со своими далеко не комплиментарными оценками, а то и с сентенциями, вовсе к делу не относящимися). Больше того – народная песня зачастую загадочна, содержание ее либо темно, либо на первый взгляд бессмысленно, и пересказать ее содержание затруднится и сам поющий. Иногда вообще невозможно понять, плачет исполнитель, радуется или радуется тому, что так громко и надрывно плачет; попытки толкователей внести ясность в фольклор так же насильственны и тошнотворны, как попытка Фомы Опискина дознаться у Фалалея, какой смысл он вкладывает в песню «Камаринский мужик». В самом деле, с чего бы он без штанов по улице бежит, от радости – или, может, у него случилось что, штаны украли? В этой амбивалентности и загадочности есть сознательная непроявленность авторской позиции для того, чтобы любой исполнитель мог примерить ситуацию на себя, потому что народ-то ведь поет о том, что хорошо ложится на музыку, и никакой сплошной скорби или сплошного юмора не знает – в фольклоре преобладает синтез. Есть несколько песен Окуджавы, относительно смысла которых консенсуса не будет никогда, несмотря даже на авторские пояснения. Возьмем одну из самых известных песен Окуджавы, ставшую одним из неформальных гимнов польской «Солидарности» – «Мастер Гриша». Окуджава сочинял эту унылую по мотиву и достаточно веселую, гротескную по замыслу вещь на материале собственного детства: был в арбатском доме 43 мастер на все руки, водопроводчик и слесарь дядя Гриша Сочилин, от которого никогда нельзя было добиться, чтобы он что-нибудь починил, потому что большую часть времени он валялся пьяный у себя в подуподвале, и Ашхен, матери Булата, приходилось часами осаждать его, чтобы он починил кран. Он был отцом той самой Нинки Сочилиной, которая стала впоследствии первой любовью Окуджавы («Там Нинка Сочилина учит меня целоваться, и сердце мое разрывается там, под пальто»). Песня увенчивается двусмысленным, как оказалось, финалом: «Ну-ка вынь из карманов свои кулаки, мастер Гриша!» Исполняется она как бы от имени жильцов: «Мастер Гриша придет, все наладит». Но представьте себе, эта песня о ленивом люмпене воспринималась в Польше как мольба о пробуждении рабочего класса, который должен вынуть из карманов свои кулаки и навести наконец порядок в чужой и собственной жизни! Вот поди объясни, почему «кулаки»: то ли мастер Гриша ни на что не способен, кроме пьяных драк, то ли должен наконец разогнать всех, кто сидит на его шее. То ли это блоковское «Да, и такой, моя Россия…» – то ли блоковское же «Эй, подними свой верный молот». И именно развилка в понимании сути поэтического высказывания делает эту вещь столь универсальной, поющейся в диаметрально противоположных обстоятельствах.