Читаем О поэтах и поэзии полностью

«Иглы страсти звенели в крови» – это уже и для Блока было бы дикой безвкусицей, но такие китчевые красочки придают любовной лирике советских времен особое очарование; пронзительные трагические слова могут быть начертаны и на открытке «Привет из Сочи». Есть вещи, о которых другими средствами не расскажешь; советская роковая женщина – каких много в прозе Нагибина, скажем, – была типажом крайне дурновкусным, но интересным как объект исследования, в ней воплощалась вся эклектика советского сознания, языческих примет (они все называли себя ведьмами, весталками, жрицами, собирали травы), унизительного быта. Юрий Кузнецов запечатлевал именно этот тип, и несколько таких женщин оставили про него мемуары, читать которые, конечно, невозможно без содрогания. Но что поделать – он жил вот так, мифологизируя собственную жизнь, рассматривая себя как демона. Как все, кому не хватает человечности, он искренне верил в свою сверхчеловечность. (NB! В том и беда, что большинство сверхчеловеков – это «сверхнедочеловеки», потому и с культурой у них плохо; Ницше за них никак не в ответе).

Ты женщина – а это ветер вольности…Рассеянный в печали и любви,Одной рукой он гладил твои волосы,Другой – топил на море корабли.

Это демонизм. И это не столько пошло, сколько фольклорно, романсово. И это хорошо.

Все это производило впечатление особенно трагифарсовое с учетом того, что советские оккультисты, не исключая знаменитого «кружка Южинского переулка», были, в общем, людьми полуобразованными; в кругах патриотических излишняя книжность не поощрялась, там полагалось быть «от сохи».

Новелла Матвеева в разговорах называла Кузнецова «пещерным человеком, старательно культивирующим свою пещерность». Спасали его, думаю, вспышки иронии – тоже довольно инфернальной:

Ученье – свет, а неученье – тьма —Вот истина, полезная весьма.Кто понимает это с малых лет,Тот поступает в университет.Но мимо едет Афанасий Фет,И он плюет на университетИ с легким сердцем следует во тьму,Откуда нет возврата никому.А ты учись и помни: ты не Фет,Чтобы плевать на университет…

4

Перейти на страницу:

Все книги серии Дмитрий Быков. Коллекция

О поэтах и поэзии
О поэтах и поэзии

33 размышления-эссе Дмитрия Быкова о поэтическом пути, творческой манере выдающихся русских поэтов, и не только, – от Александра Пушкина до БГ – представлены в этой книге. И как бы подчас парадоксально и провокационно ни звучали некоторые открытия в статьях, лекциях Дмитрия Быкова, в его живой мысли, блестящей и необычной, всегда есть здоровое зерно, которое высвечивает неочевидные параллели и подтексты, взаимовлияния и переклички, прозрения о биографиях, судьбах русских поэтов, которые, если поразмышлять, становятся очевидными и достоверными, и неизбежно будут признаны вами, дорогие читатели, стоит только вчитаться.Дмитрий Быков тот автор, который пробуждает желание думать!В книге представлены ожившие современные образы поэтов в портретной графике Алексея Аверина.

Дмитрий Львович Быков , Юрий Михайлович Лотман

Искусство и Дизайн / Литературоведение / Прочее / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное