В этом смысле, пожалуй, толкуя о соглашениях. И Сократ в возражении Каллимаху - согласно исправлению такого места мужем выдающейся учености Петром Фабром - говорил: “Этим общим законом мы, люди. постоянно пользуемся во взаимных отношениях”, и не только греки, но и варвары, как сказано им же несколько выше.
2. Сюда же относится следующее выражение в древней формуле договоров у Ливия (кн. I): “Без уловок смысл слов устанавливается так, как он с полной ясностью понимается на сегодняшний день“1. Мерило правильного толкования есть извлечение смысла из вполне понятных знаков. Знаки эти могут быть двоякого рода: слова и другие способы выражения, которыми пользуются в отдельности или же в совокупности.
Слова, если не применимы иные приемы их то толкования, должны понижаться согласно народному словоупотреблению
II. Если невозможно никакое толкование, ведущее к другим выводам, то слова следует понимать в их собственном смысле - не в грамматическом, выводимом из их происхождения2, а в обычном употреблении тех,
В руках чьих право, суд и правила речи.
Стало быть, локрийцы3 прибегли к неразумной уловке вероломства, когда, обещавшись соблюдать соглашения, пока ходят по этой земле и носят головы на плечах, они выбросили землю, которая была насыпана в их обувь, сбросили головки чеснока, которые были положены у них на плечах, и отказались исполнить обещанное, как если бы возможно было таким способом освободиться от священных обязательств. Об этом повествуется у Полибия. Несколько подобных же примеров вероломства имеется у Полиэна, приводить которые нет никакой надобности, потому что они не возбуждают никаких споров. Правильно заметил Цицерон (“Об обязанностях”, кн. III), что такого рода обманами можно лишь усугубить, а не ослабить клятвопреступление.
Термины технические следует понимать соответственно отрасли знания
III. К словам, образованным искусственно4, едва понятным для народа, должны применяться определения знатоков каждого искусства, как, например, наставники ораторского искусства ставили вопрос о значении слов “величество”, “отцеубийство”. Ибо ведь правильно сказано Цицероном в первой книге его “Академических бесед”: “Слова, употребляемые диалектиками, отнюдь - не народного происхождения. Они пользуются своими собственными терминами, что свойственно вообще почти всем искусствам”. Таким образом, если в соглашениях упоминается о войске, то нам следует определять войско как такое множество людей, которое отваживается открыто напасть на неприятельские границы; ибо историки всюду противополагают, с одной стороны, образ действий тайный и разбойничий и, с другой стороны, действия регулярного войска.
Оттого в зависимости от размеров неприятельских сил следует определять и количество военной силы государства. По словам Цицерона, войско составляют шесть легионов со вспомогательными отрядами (“Парадоксы”, VI). А по словам Полибия, в римском войске насчитывалось большей частью шестнадцать тысяч римских воинов и до двадцати тысяч воинов союзников. Но и меньшее число воинов может быть достаточной мерой для того же понятия. Ибо, как говорит Ульпиан (L. II. D. de his qui not. infamia), командир начальствует над войском, когда имеется легион со вспомогательными войсками, что, по подсчету Вегеция, составляет десять тысяч воинов пехоты и две тысячи всадников. А Ливии (кн. III. гл. I) полагает, что размер регулярного войска равен восьми тысячам воинов. Сходный расчет должен применяться по флоту. Точно так же крепость есть место, приспособленное для задержания на время неприятельских войск5.
Применение толкования вызывается двусмысленностью слов, в зависимости от характера противоречия или самоочевидности
IV. 1. Необходимость в толкованиях наблюдается по отношению к словам или предложениям, когда они “изъясняются различным образом”, то есть когда они получают несколько значений. Это затруднение риторы называют “двусмыслицей”, диалектики же проводят более тонкое различие, а именно - если одно слово может иметь несколько значений, они называют это “омонимом”, если словосочетание - то “двусмыслицей”. Точно так же возникает необходимость в толковании всякий раз, как в соглашениях встречается “некое подобие противоречия”. Тогда именно требуется толкование, с помощью которого следует согласовать, если возможно, одни статьи с другими.
В случае когда имеется несомненное противоречие, то позднейшее соглашение договаривающихся сторон отменяет более ранние, ибо одновременно никто не может хотеть что-либо противоречивое. Природа актов, зависящих от воли, такова, что новым актом воли можно поэтому отступиться от прежнего или “односторонне”, как в законе или завещании, или же взаимно, как в договорах и соглашениях. Такое затруднение риторы называют “антиномией”. И в подобных случаях очевидная неясность слов принуждает прибегать к предположениям.