О праве войны и мира

3. Оттого и сам народ, изменив свою волю, может обратить святилище в светское здание, на что недвусмысленно указывают юристы Павел и Венулей (L. Inter stipulantem; sacrum, et L. Continuus cum quis. D. de verb. oblig). И мы видим, как в силу необходимости с течением времени священные предметы теми, кто их освятил, обращаются на военные нужды5. Это, как мы читаем, сделал Перикл, хотя с обещанием восстановить подобные предметы; то же сделали: Магон в Испании, римляне в войне с Митридатом, Сулла, Помпей, Цезарь и другие. У Плутарха Тиберий Гракх заявляет: “Нет ничего более священного и святого по сравнению с предметами, посвященными богам. И тем не менее никто не может воспретить народу пользоваться ими, передвигать и изменять их назначение”. В “Спорных .вопросах” Сенеки-отца6 мы читаем: “Ради государственной пользы многие храмы разоряются, и мы используем жертвоприношения на нужды войны”. Юрист Требаций времен Цезаря говорит: “Становится светским, имущество, обращенное из религиозного и священного в предмет человеческого пользования и собственности” (Макробий, “Сатурналии”, кн. III)7. Таким правом народов воспользовался Германик против племени марсов, когда, по рассказу Тацита (“Летопись”, кн. I), “были сравнены с землей светские здания наравне со священными и, в частности, знаменитейший у этих племен храм, называвшийся Танфана”. Сюда относятся следующие слова Виргилия:

Если всегда почитал алтари я ваши, однако

Их осквернили троянцы войною.

Павсаний (кн. VIII) отметил, что приношения богам обычно присваивались победителями8, а Цицерон, говоря о П. Сервилии, называл это законом войны: “И потому украшения, взятые им в неприятельском городе силой и доблестью, он увез по закону войны и по праву полководца” (“Против Верреса”, кн. III). Так и украшения, перевезенные Марцеллом в Рим из Сиракуз, Тит Ливий называет “плодами права войны” (кн. XXV). Фламиний в речи в защиту М. Фульвия заявляет: “Унесены изваяния и совершены иные деяния, которые обычно происходят при взятии городов”. Фульвий в своей речи называет то же самое право войны9 (кн. XXXIX). А Катон в речи, приведенной у Саллюстия, сообщая о том, что обыкновенно постигает побежденных, между прочим, упоминает также об ограблении святилищ10.

4. Верно, однако же, что если существует убежденность в одухотворенности какого-нибудь изображения присутствием в нем некоего божества, то грешно повреждать или разрушать такое изображение тем, кто пребывает в подобном убеждении. И в связи с наличием указанного убеждения иногда совершившие что-либо в этом роде заслуживают обвинения в нечестии или даже в нарушении права народов. Иначе обстоит дело, если воюющие стороны разделяют различные убеждения. Так, у иудеев не только дозволено, но даже принято истреблять языческих идолов (“Второзаконие”, VII, 5).

Воспрещение принимать таковых имеет целью внушить евреям тем большую ненависть к языческим суевериям, предостеречь от осквернения даже прикосновением к недозволенным предметам. Цель состояла в том, чтобы не зариться на чужие святилища, как поясняет Иосиф11, который, несомненно, склонен польстить здесь римлянам. То же относится к другой заповеди - о воспрещении призывать чуждых божеств, которую он толкует таким образом, что евреям якобы воспрещено поносить их, тогда как на самом деле закон воспрещает называть чуждые божества в целях почитания, не выражая отвращения. Фактически евреи, вследствие достоверного предупреждения бога, имели самое непоколебимое убеждение в том, что в этих изображениях не пребывают ни дух божий, ни добрые ангелы, ни силы светил, как это полагали народы, находящиеся в заблуждении, но что в этих изображениях скрываются лукавые и гибельные для человеческого рода демоны. Правильно сказал Тацит в описания установлений иудеев: “У них нечисто все, что у нас священно” (“История”, кн. -V), Поэтому неудивительно, если мы читаем, что храмы нечестивого служения маккавеями неоднократно предавались сожжению (кн. I Маккавейская, V и X).

Когда Ксеркс .уничтожил идолы греческих богов, он не совершил нарушения права народов, хотя греческие авторы и подчеркивают его вину, чтобы придать его поступкам злостный характер. Ибо персы не верили тому, чтобы какие-либо божества обитали в идолах12; но они верили, что солнце есть единый бог и что некоторую часть его составляет огонь (Асконий Педиан, коммент. на “Против Верреса”, кн. III). По еврейскому закону, как правильно говорит тот же Тацит, “на порог храма не допускается никто, кроме священнослужителей”.