О Пушкине, o Пастернаке

[Перевод: Как замечательно, как приятно сказать самому себе: / У меня нет врагов, у меня есть соперники, которых я люблю; / Я принимаю участие в их славе, в их бедах, в их радостях; / Искусства объединяют нас, их хорошие дни и мои тоже! / Так земле приятно соединять / Дубы иль пихты, растущие вместе; / Для них всегда готов один и тот же сок; / Их стопы достигают преисподней, их вершины уходит в небеса; / Их непоколебимые стволы и их мощные главы, / Касаясь друг друга, сопротивляются ударам бури; / Они живут друг для друга, они побеждают время: / Тогда как под ними, в их тени, мерзкие змеи / Со свистом бросаются друг на друга / И своей нечистой кровью орошают их корни.]

Отдельные места из этого стихотворения перифразировал Ф. Ф. Кокошкин в послании «К членам общества», напечатанном в одном номере «Трудов общества любителей российской словесности» с одой Пушкина «На возвращение Государя Императора из Парижа, в 1815 году». Ср., например: «Мы братья, мы друзья! — Ах, там ли ждать плодов, / Где самолюбия все бедственною жертвой? / <…> / Где зависть черная, бессилия зерцало, / На истинный талант острит змеино жало? / Где часто — вопреки и правде, и уму — / Внимая гордости обманчивы внушенья, / И Гений Гения желает униженья? — / Несчастный, удержись!.. всю славу погубя, / Бесплодной хитростью унизишь ты… себя. / Восстань, сбрось зависти постыдные оковы, / Будь равен, превзойди: венцы для всех готовы» (Труды общества любителей российской словесности при Императорском московском университете. 1817. Ч. 9. Кн. XIV. С. 22–23). Эффектную концовку «О зависти» перевели и вставили в свои тексты два русских поэта. Сначала это сделал Н. И. Гнедич в послании «Семеновой, при посылке ей экземпляра трагедии „Леар“» (1808):

Но как прекрасно, как возышенно сказать:
«Врагов я не имею;
Соперниц — я люблю или о них жалею;
Хочу и в славе их участье принимать;
Одни искусства нас связали:
Хочу я разделить их радость и печали».
Счастлив так мыслящий! Он мир в душе хранит,
А зависть мрачная у ног его лежит.
Так дубы на холмах, соединясь корнями,
Спокойные растут, один другим крепясь;
И, в ад стопами их упрясь,
Касаются небес их гордыми главами;
Колеблясь бурею дебелые их пни,
Ни под перунами не падают они,
Живут один другим, смеяся над громами;
Но между тем, под их широкими тенями,
Во прахе видят подлых змей,
Где часто бой они со свистом начинают
И черной кровию своей
Их корни обагряют.

(Гнедич 1956: 87)

Вслед за Гнедичем Вольтерову концовку присвоил себе и Вяземский, завершив ею свое «Послание к М. Т. Каченовскому» (1820):