Пушкин, в краткие сроки своего московского жития, посещал Английский клуб, в котором в его время соединялись главные представители московской знати и образованного общества. До 1833 года он был и его членом (как видно из письма его к жене от 27 августа этого года). Клуб находился тогда уже в нынешнем своём помещении на Тверской. «Львы на воротах», упоминаемые в «Евгении Онегине» при описании Москвы, и до сих пор уцелели. Здание это, ныне принадлежащее П. И. Шаблыкину, воздвигнуто графом Львом Кирилловичем Разумовским ещё до 1812 года2
. Выражение Пушкина палата вполне соответствует обширности и красоте этого дома, хотя Пушкин в этом случае играет словом и намекает на политические прения Английской палаты лордов. В приведённых выше стихах, конечно, рисовался его воображению приятель его Пётр Яковлевич Чадаев; он почти ежедневно проводил в Московском Английском клубе досуги холостой своей жизни, и многие черты Чадаева, как известно, Пушкин придал своему Онегину (напр., в описании кабинета и образа жизни). К тому же Чадаев в клубе не играл в карты, а постоянно был центром кружка людей, обсуждавших тогдашние дела. То было время, когда и Государь Николай Павлович иной раз справлялся, что говорят о той и другой правительственной мере в Московском Английском клубе. Позднее написаны и стихи о том, начинавшиеся так:Хотя и Пушкин относился иронически к этим политическим толкам, тем не менее Московский Английский клуб несомненно имел видное общественное значение, и некоторые черты его истории могут быть любопытны. У А. Н. Столпакова сохранилась тетрадь, под нижеприводимым заглавием, составленная, вероятно, кем-нибудь из членов клуба. Приводим из неё выдержки. Надо заметить, что Московский Английский клуб основан, по преданию, ещё при Екатерине. Павел приказал закрыть Английские клубы в Москве и Петербурге, вероятно, вследствие разрыва нашего с Англиею в последние месяцы его царствования. При Александре Павловиче клуб возобновился.
Примечания
«РА». 1889. № 5. С. 85.
Предисловие и примечание к публикации «Письма Жуковского к Пушкину»[592]
Жуковский и Пушкин — люди не только разного, но почти противоположного характера. В стихах и жизни Пушкина ощущается пыл и зной Африки, по свидетельству лиц, близко наблюдавших его, он иногда чувствовал такую горячность и приливы крови, что должен был освежать себе голову водою, для чего вдруг посреди оживлённой беседы убегал в другую комнату. Вертлявый и непосестный, Пушкин был весь жизнь и движение. Мать Жуковского — турчанка из нынешней Бессарабии, и в сыне её сказалась тихая, задумчивая созерцательность турецкого племени. По природе своей Жуковский был ленив и неподвижен, охотно привязывался к месту и обстановке, мог проводить целые часы на диване, потягивая трубку, и самый голос у него был протяжно-медлительный, а движения всегда спокойны. В беседе — добродушие и нередко затейливая шутка у Жуковского; краткое, меткое и заощренное слово у Пушкина. К несходству нрава присоединялась и разница возраста: один другого старше был на тринадцать лет. И несмотря на это они связаны были тесною дружбою. Их уравнивало и соединяло единство призвания, и оба они оставили нам собою высокий пример верности этому призванию.
Пушкину, при всех его увлечениях и шероховатости в сношениях с людьми, Жуковский оставался голосом совести и непререкаемой святыни. Чертовски-небесная душа, говаривал он про него. Жуковский, уже покрытый славою в то время, когда возникал Пушкин, исполнился безграничной любви к его гению и в течение всей его жизни охранял и лелеял его своею заботою.
К сожалению, переписка их дошла до нас не вполне. Немногие письма Пушкина к Жуковскому теперь собраны в изданиях его сочинений. Письма Жуковского печатаются в первый раз. Мы уверены, что со временем отыщутся они в бóльшем количестве.
Повторяем сказанное нами в другом месте: список добрых дел Жуковского разнообразнее и обильнее списка его сочинений.
Сверчок — шуточное прозвище Пушкина в арзамасском обществе, избравшем его своим сочленом, когда он ещё был в Лицее. Вигель говорит, что члены Арзамаса
смотрели на выпуск Пушкина из Лицея «как на торжество, особенно Жуковский, восприемник его в Арзамасе, казался счастлив, как будто бы сам Бог послал ему милое чадо». Сверчок поминается в балладах Жуковского, откуда арзамасцы брали себе прозвища. «В некотором отдалении от Петербурга, спрятанный в стенах Лицея, прекрасными стихами подавал он оттуда свой звонкий голос» (Вигель, Воспоминания, V, 52).