О себе. Автобиография, сценарии, статьи, интервью

Я весьма осторожен в оценках людей. Высказываюсь, только если это необходимо, но частным образом, не публично. И всегда поражаюсь людям, которые с легкостью навешивают ярлыки. Конечно, оценивать можно каждого. Но у поляков это сопровождается какой-то исключительной неприязнью к ближнему. Она проявляется на улице, в магазине – везде. Начисто отсутствует дружелюбие. Никто не скажет тебе “пожалуйста” или “спасибо”. Самый наглядный пример – ситуация на дорогах. Сплошь и рядом – индивидуалисты, не умеющие договариваться. Я, правда, тоже индивидуалист – может, в силу воспитания, а может, в силу сформировавшейся системы ценностей. Но считаю, что враждебность или агрессию нужно в себе по мере сил сдерживать.

В Польше часто слышишь: этот – агент госбезопасности, тот – коммуняка, третий – вообще негодяй и сукин сын. Мне кажется, в нас сидит какая-то неизжитая обида. Слишком много было разочарований, а брезживший время от времени свет слишком часто оказывался кем-то или чем-то – порой самой историей – погашен. Не думаю, что это проблема последних лет. В нашей литературе на протяжении веков повторяется один и тот же мотив: поляк поляка охотно утопит в ложке воды.

Меня еще поражает то наглое бесстыдство, с которым люди меняют свои взгляды. Сегодня это касается прежде всего политиков. Чиновники, занимающие высокие должности, которые они получили от прежней власти, легко открещиваются от нее. Но и не в политиках это тоже впечатляет.

Я знал одного парня, который во время военного положения стал секретарем по делам культуры. Молодой, способный политик, весьма приятный в общении, хотя и достаточно жесткий. Пару раз мы с ним встречались. Всякий раз он начинал с того, что предлагал мне выпить. Я отвечал, что за рулем, он говорил, что со мной поедет его шофер и если возникнут проблемы с милицией – все уладит. Так что хлопнем по рюмашке. Тогда я объяснял, что его шофер мне не понадобится и что я просто не хочу с ним пить. Но, само собой, приглашал он меня не для того, чтоб выпить. Мне тогда предложили руководить кинообъединением. В семидесятые-восьмидесятые годы это был очень высокий пост – объединений существовало всего восемь или девять. И в смысле зарплаты, и в смысле положения место весьма привлекательное. Разумеется, я отказался. Я не испытывал ни малейшего желания принимать от этого человека что бы то ни было. Но дважды или трижды он под разными предлогами меня вызывал, и каждый раз оказывалось, что на самом деле речь идет все о том же. Пока наконец кто-то этого места не занял.

Открой любую газету – увидишь, как один другого упрекает в том, что тот раньше писал иначе. У меня нет таких претензий – я знаю, что можно сделать ошибку, а потом одуматься. И даже искупить свою вину. Проблема не в этом. Проблема возникает, когда люди начинают перекладывать вину на других.

Многие сегодняшние активные оппозиционеры, многие умные и благородные писатели были в свое время фанатичными приверженцами коммунизма. Особенно после войны, в сороковые-пятидесятые годы. Могу понять почему. Никакое это не обаяние зла. Скорее обаяние добра – ведь никто не мог предположить, каким кошмаром все обернется. Даже если они знали, что Сталин уничтожил миллионы крестьян, чтобы отобрать землю, которую дал им прежде, даже если они знали это – они тем не менее думали, что все делается к лучшему, потому что теория коммунизма или социализма по Марксу и Энгельсу и даже по Ленину выглядит действительно привлекательно. Справедливость, равенство – это очень заманчиво. Требуется исключительная проницательность, чтобы понять: это – невозможно. Сегодня многие говорят и пишут об этом, пытаясь оправдаться перед самими собой, объясниться. Например, Конвицкий, Щиперский или Анджеевский. Многие были фанатичными приверженцами коммунистической идеи и не скрывают этого. Не думаю, что этого следует стыдиться. Это не позор. Это просто заблуждение. Ошибка, вызванная непониманием того, что коммунистическую теорию невозможно осуществить на практике и любая попытка неизбежно влечет за собой зло.

Коммунизм заразен не для всех. Однако в определенные моменты жизни и истории под его влияние попало множество людей. Очень многие, кто, казалось, устоит перед этой болезнью, устоять не сумели. Мне повезло – я не заболел, хотя, конечно, вирус и меня не обошел.

Коммунизм подобен СПИДу. Он смертелен, неизлечим. Неважно, по какую сторону баррикады ты стоял – был коммунистом, антикоммунистом или сохранял нейтралитет. Исключений тут не существует. У человека, прожившего при одном строе сорок с лишним лет, как это случилось с поляками, определенный образ мышления, поведение, иерархия ценностей закрепились уже на биологическом уровне. Можно выбросить все из головы. Уверять, что совершенно выздоровел. Нет, неправда. Это остается сидеть внутри. Я особенно не терзаюсь – просто знаю, что с этим живу и с этим умру. Хотя и не от этого.

“Без конца” (1984)