О смысле жизни

…иди далеко,
Или создай пустынный край,
И тамъ безмолвно и одиноко
Живи, мечтай и умирай,?

слышимъ мы отъ поэта въ одномъ изъ позднйшихъ его стихотвореній (кн. «Пламенный Кругъ»).

«Боюсь ли я одиночества?? спрашиваетъ самъ себя . Сологубъ въ одномъ изъ послднихъ произведеній („Томленіе къ инымъ бытіямъ“, мистерія) и отвчаетъ: если бы вампиры и кошмары оставили меня, я не былъ бы одинокъ. Изъ тьмы небытія извелъ бы я къ свту истиннаго инобытія иные сны, иныхъ вампировъ извелъ бы я отъ небытія. Источающихъ мою кровь и пожирающихъ плоть мою. Ибо я не люблю жизни, бабищи румяной и дебелой»… Другими словами, одинъ «законъ своей игры» . Сологубъ замнилъ бы другимъ «закономъ своей игры» и утшался бы мыслью, что окруженный разными кошмарами своей фантазіи, разными «тихими мальчиками» и «навьими чарами»? онъ не одинокъ. Онъ можетъ этимъ утшаться, но намъ это ни-сколько не мшаетъ считать такое сожительство съ «вампирами» своей фантазіи? самымъ гнетущимъ одиночествомъ. Одиночество? къ этому сознательно шелъ и пришелъ . Сологубъ, подобно тому какъ за полъ-вка до него въ такомъ же одиночеств искалъ ршенія проклятыхъ вопросовъ Лермонтовъ, духовную зависимость отъ котораго . Сологуба мы уже подчеркивали. Одиночество? это полный разрывъ съ мщанствомъ, это категорическій отказъ «принять» окружающій міръ, это начало всякой трагедіи; одиночество? это попытка ршенія карамазовскихъ вопросовъ «для одного себя»: отметаю весь безсмысленный міръ, отвергаю жизнь человчества, какъ діаволовъ водевиль? и остаюсь «наедин съ своей душой»… И загнанный страхомъ жизни и мщанствомъ въ одиночество, человкъ сперва вздыхаетъ полной грудью: на вершинахъ одиночества легко дышится посл затхлой атмосферы передоновщины; страхъ одиночества пока еще не даетъ себя чувствовать. «Быть съ людьми? какое бремя!»? восклицаетъ поэтъ; «свобода? только въ одиночеств», «я хочу… быть одинъ, всегда одинъ»… И . Сологубъ подбадриваетъ себя мыслью о «гордомъ одиночеств», не только не страшномъ, но даже желанномъ.

Я одинъ въ стран пустынной,

? слышимъ мы въ это время отъ . Сологуба,?

Но услады есть въ пути:
Улыбаюсь, забавляюсь,
Самъ собою вдохновляюсь,
И не скучно мн итти…

Но это только до поры до времени. Скоро даетъ себя знать ужасъ одиночества, ужасъ, бывшій удломъ Лермонтова и такъ геніально воплощенный имъ въ Демон, который на вершинахъ одиночества томится необходимостью «жить для себя, скучать собой» и всю жизнь «безъ раздленья и наслаждаться и страдать»… Тутъ уже и мысль о «гордомъ» одиночеств не спасаетъ человка. «Гордое одиночество!? восклицаетъ по этому поводу Л. Шестовъ, которому въ этомъ вопрос и книги въ руки, какъ мы еще увидимъ:? гордое одиночество! Да разв современный человкъ можетъ быть гордымъ наедин съ собою? Предъ людьми, въ рчахъ, въ книгахъ? дло иное. Но когда никто его не видитъ и не слышитъ…. когда его покидаютъ люди, когда онъ остается наедин съ собой, онъ поневол начинаетъ говорить себ правду, и, Боже мой, какая это ужасная правда!» Эта правда? ужасъ одиночества, эта правда? смутное признаніе того, что я такой же, какъ и вс, что никакого новаго міра я не воздвигну и что творимая мною легенда только дтская сказка, которой я хочу обмануть свое одиночество; эту правду сознаетъ и самъ . Сологубъ: «Я живу въ темной пещер»,? говоритъ онъ: вотъ во что превращается «міръ» . Сологуба! И дале (это стихотвореніе читатель найдетъ въ книг «Пламенный Кругъ»):

Въ моей пещер тсно и сыро,
И нечмъ ее согрть.
Далекій отъ земного міра,
Я долженъ здсь умереть.

Посл такого сознанія уже никакія услады на пути не остановятъ на себ взора измученнаго человка, тутъ ему уже не до улыбокъ и не до забавъ. Говоря о Л. Андреев и о Л. Шестов, мы еще остановимся на томъ ужас одиночества, который коснулся своимъ крыломъ и . Сологуба; послднему пришлось спасаться отъ одиночества такъ же, какъ раньше онъ пытался спастись отъ мщанства жизни. Но гд найти спасеніе? И . Сологубъ поступилъ, какъ тотъ знаменитый жоржъ-зандовскій герой, который, чтобы спастись отъ дождя, бросился въ воду: чтобы спастись отъ ужаса одиночества, . Сологубъ съ головою бросился въ солипсизмъ.

VIII

Одиночество не страшно, ибо я во всемъ и все во мн. Вн моего «я» нтъ воле-выхъ актовъ, нтъ ничего; міръ есть только моя воля, только мое представленіе. Къ этому циклу идей . Сологубъ съ самаго начала своего творчества подходилъ медленными, но врными шагами. Еще въ первой книг своихъ стиховъ онъ былъ близокъ по настроенію къ солипсизму въ нкоторыхъ стихотвореніяхъ неопредленно-пантеистическаго характера (см., напр., «Чтo вчера пробгало во мн» и «По жестокимъ путямъ бытія»). Въ третьей книг стиховъ онъ уже вполн опредленно излагаетъ свой символъ вры: