1965 год – 32/33 года. «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь…»
Да, в ноябре, в конце года, нагрянула, накрыла, закружила любовь. Но об этом чуть позже. Сначала немного о том, что предшествовало любовному урагану.
2 марта
Мне исполнилось 33 года. Я работал зав. отделом и входил в состав редколлегии экономического и скучного «СПК».
Скуку разгоняла сложившаяся компания, которая тепло отметила моё 33-летие таким искрящимся текстом (по стилю узнаю руку Виктора Леонидовича Шестирикова):
«Наш дорогой и любимый, Юрий Николаевич!
Бросая ретроспективный взгляд на основные этапы истории человечества, выраженные в деяниях его наиболее известных представителей, мы констатируем, что:
• Иисус Христос, достигнув 33 лет, удовлетворился содеянным и перешёл на иждивение родителя;
• Илья Муромец в 33 года только что слез с печи и приступил к чесанию поясницы;
• Остап Бендер в том же возрасте убедился в крахе своего мировоззрения и пошёл в управдомы.
Переводя же свой взор на твоё озарённое оптимизмом и творческим энтузиазмом чело, мы с удовлетворением отмечаем, что:
• ты, подобно Иисусу Христу, имеешь учеников и последователей, но учишь их не антинаучной ереси, а благородственному искусству игры в преферанс;
• ты, подобно Илье Муромцу, подъемлешь карающую десницу против супостатов, но не в защиту прогнившего феодального строя, а во имя высоких кооперативных идеалов;
• ты, подобно Остапу Бендеру, чтишь Уголовный кодекс, но, не ограничиваясь платонической любовью к нему, бдишь за соблюдением его твоими близкими, которые облекли тебя высоким званием председателя поста содействия.
Радуясь и восхищаясь достигнутыми тобою морально-производственными показателями, мы готовы и впредь восторгаться твоими будущими ещё более славными деяниями.
Многие лета!»
И подписи: Аболин, Шкабельникова, Трофимов, Хачатуров и Шестириков.
В который раз повторю, что дневника в 60-е не вёл, так, отдельные заметки. Был полон сил, и накапливалась неудовлетворённость семейной жизнью: жену не любил, но сочувствовал ей и поддерживал её. Уделял внимание 11-летней дочери. И чувствовал, как черствело сердце. Хотелось вспышки, страсти, огня. Закружиться и затеряться в любви по-окуджавски. И в конце осени по песне Утёсова: «Любовь нечаянно нагрянет…» закрутился и запылал. Но вначале состоялись три командировки: Воронеж, Умань, Тула.
Первая поездка – Воронеж (587 км) сразу после 2 марта. Начало неудачное: три ночи в доме колхозника. Потом под напором звонков директор гостиницы Окулевич сдался и предоставил люкс № 16 с зеркальным трюмо и письменным столом двум столичным журналистам: мне и Жаркову. Сергей Михайлович тут же в ванне стал проявлять фотоплёнку. А я импровизировал стихотворные строчки о поездке в глубинку в дальний Верхний Карачан.
Проведали, увидели «болевые точки», нащупали проблемы и обратно в Воронеж и Москву, подальше от деревни под названием Крысиные Дворики.
Выгодно отличалась командировка в Умань, на Украину, 24–31 октября. Накануне сочинил «шуточно-отъездные строки»: