Читаем О свободе: четыре песни о заботе и принуждении полностью

Тех, кто привык, что человечество утверждает свою волю и власть над природой, которая понимается как собрание инертных, безмолвных объектов, опыт столкновения с «требованиями», выдвинутыми этими объектами, может сбить с толку и показаться им хаотичным. («Я пришел, настроенный восхищаться. Был уверен в себе. Но в тот день мои клетки – выруганные, покалеченные, преданные – зашлись в конвульсиях».) Те же, кто привык думать – и заботиться – о нечеловеческих силах иначе, не так удивятся нашей уязвимости к отчуждению и взаимопроникновению с их стороны – а следовательно, и необходимости вести с ними переговоры и уважать их. Эта разница заметна во фрагменте из книги Энтони Маккенна 2019 года «Земля теней», где он прослеживает конфликты между праворадикальным гражданским ополчением и племенем пайютов Бернса на северо-западном побережье Тихого океана; племенная археологиня Дайан Тиман рассказывает Маккенну: «Если мы срываем растение или часть растения, то всегда просим разрешения или предлагаем что-нибудь взамен. Мы должны уважать свободу растений»; Маккенн противопоставляет это понимание свободы другому пониманию – тому, что существует среди членов ополчения (и многих американцев): «Свобода предназначена для людей и их собственности, корпораций и денег». Нет смысла говорить, что два эти представления о свободе полностью противоречат друг другу.

Наркомемуары нередко выступают вместилищем этого по большей части подавляемого трепета перед силой нечеловеческих людей. В «Пурге» Клюн по-фетишистски одержим свойством героина и его означающих (как и Арт Пеппер в «Правильной жизни», разве что в менее философском или научном ключе). Источником фиксации Клюна выступают «белые крышечки» некоторых пузырьков с героином: «Вы скажете: ну белые крышечки и белые крышечки… Но впервые я попробовал героин из пузырька с белой крышечкой, и ее белизна поведала мне волшебные секреты дури». (Вновь не нужно сильно напрягаться, чтобы обнаружить здесь дискурс белизны, пускай даже его конкретная схема в «Пурге» остается нераскрытой.) В другом фрагменте Клюн выказал интерес к новейшим неврологическим исследованиям, продемонстрировав, что одних лишь знаков (т. е. вида белой крышечки) достаточно, чтобы спровоцировать выброс дофамина в мозг, создавая в сознании зависимого тревожный ассамбляж пульсирующей материи[116].

Знание, что мы физически реагируем на то, что мы не проглотили и к чему не прикоснулись, не должно овеществлять или усиливать наше чувство бессилия или несвободы. Подобно феноменологии, которая предлагает нам задуматься о таких феноменах, как интенция, ориентация и проприоцепция как структурирующих наше восприятие мира, такое знание может помочь нам осмыслить загадочную природу этого переплетения, которое не ограничивается пределами нашего тела или измерением человеческого. С этого ракурса мы, возможно, увидим, что пафос наркозависмости не обязательно заключается в замещении естественной любви к другим человеческим существам неестественной любовью к холодному, безмолвному объекту, а в том, что она обнажает нашу пористость – наши аппетит и уязвимость по отношению к ним. При прохождении реабилитации важнее всего понять, как соблюсти баланс между этой пористостью и верностью девизу «Не тронешь – не примешь».

Наверное, есть какая-то ирония в том, что Клюн исследует эту проницаемость не столько в «Пурге», сколько в своих следующих мемуарах «Геймлайф» о взрослении, поглощенном видеоиграми. За исключением одного неизгладимого случая предвосхищения событий, «Геймлайф» тщательно избегает воспоминаний о потреблении Клюном героина в зрелом возрасте и вместо этого размышляет над связью между миром компьютеров, игр и «той потусторонней вещью, что мы называем природой или Богом». В болезненном фрагменте ближе к концу книги, где мама Клюна пытается уговорить его примкнуть к миру человеческого социума, из которого он себя исключил (и из которого его мучительно исключили), она говорит ему: «Смысл твоей жизни в качестве отношений с другими, Майкл. Так говорит мой терапевт, так говорится в Библии, все это знают, Майкл! Когда мы умираем, единственное, что имеет значение – это качество наших отношений с другими… А теперь выключай чертову игру и начинай думать, как тебе заново понравиться этим ребятам».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943

О роли авиации в Сталинградской битве до сих пор не написано ни одного серьезного труда. Складывается впечатление, что все сводилось к уличным боям, танковым атакам и артиллерийским дуэлям. В данной книге сражение показано как бы с высоты птичьего полета, глазами германских асов и советских летчиков, летавших на грани физического и нервного истощения. Особое внимание уделено знаменитому воздушному мосту в Сталинград, организованному люфтваффе, аналогов которому не было в истории. Сотни перегруженных самолетов сквозь снег и туман, днем и ночью летали в «котел», невзирая на зенитный огонь и атаки «сталинских соколов», которые противостояли им, не щадя сил и не считаясь с огромными потерями. Автор собрал невероятные и порой шокирующие подробности воздушных боев в небе Сталинграда, а также в радиусе двухсот километров вокруг него, систематизировав огромный массив информации из германских и отечественных архивов. Объективный взгляд на события позволит читателю ощутить всю жестокость и драматизм этого беспрецедентного сражения.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Военное дело / Публицистика / Документальное