О войнах

Две другие причины связаны с эмоциями и ограничениями. Во-первых, "мелюзга" часто бывает излишне оптимистична из-за тирании истории. Пережив череду войн с менее сильными противниками, они оказываются не готовы к встрече с более сильными, к тому же они "заперты" в рамках собственного общества, что ограничивает точность восприятия противника и позволяет идеологии и эмоциям искажать видение. Когда война ведется в целях самообороны, они также считают, что их дело справедливо, а значит, они "должны" победить и морально, и вероятно. Это было заметно на примере украинцев. Коренные жители, столкнувшиеся с первыми волнами европейских империалистов, часто не знали, что за этими небольшими силами будут идти волна за волной солдаты и поселенцы. Возможно, туземцы уже совершили несколько злодеяний против белых людей, что разозлило империалистов. Но они все равно были обречены. В современную эпоху только японцы, а затем китайцы нашли время и пространство для создания эффективного сопротивления иностранным империалистам.

Во-вторых, правители-мелюзга вынуждены воевать, чтобы сохранить честь и статус. Феодальные правители часто падали в бою с честью. Они чувствовали, что у них нет выбора. Саддам самоуничтожился ради статуса и чести. Он не позволил показать себя выполняющим требования США по химическому оружию (когда это действительно было так), потому что неповиновение было для него знаком чести. Это был его вклад в гибель. Крошечные государства выживали на всех континентах, но благодаря покорности, а не сражениям (если только речь не идет о регионе крошечных государств, как, например, Центральная Америка, где несколько попыток региональной гегемонии потерпели неудачу). Слабый правитель, выбравший сопротивление под прицелом сильного, скорее всего, погибнет, и его королевство тоже.

Распространение исчезающих королевств бросает тень на убеждение оборонительного реализма в том, что выживание является главной целью государств, поскольку в подавляющем большинстве случаев им не удается выжить. Это было справедливо как для доколумбовой Америки, так и для других стран, но не для постколониальной Латинской Америки, где балансирование против потенциальных гегемонов было успешным в шести войнах (и неудачным ни в одной), чему способствовали местный рельеф и наследие колониальных границ. После 1830-х годов все ее государства уцелели. Для сравнения: в постчжоуском Китае из более чем семидесяти государств уцелело только одно. В Японии XVI века более двухсот государств сократились до одного. Более трехсот европейских государств к двадцатому веку сократились до тридцати, причем на Западе этот процесс растянулся на многие столетия, а в центральной Европе он начался в XIX веке. Неизвестное, но большое количество государств и племен исчезло в Италии и других странах Средиземноморья с приходом к власти Рима.

Человеческие "цивилизации" расширялись за счет уничтожения большинства мировых полисов. Это происходило тремя основными способами: поражение в войне, подчинение угрозе применения силы и вступление в союз через брачные или наследственные контракты. По мнению Джона Бендера, Нормана Дэвиса и Таниши Фазал, в трех небольших исследованиях, посвященных Японии XVI века, средневековой и современной Европе и миру после 1816 года, большинство исчезнувших государств погибло в бою. В меньшей степени это относилось к доколумбовой Америке, где инкам обычно было достаточно угрозы, а ацтеки в своей стратегии соединяли войну и межродовые браки. Но исчезновения больше не происходит. Ирак выжил, когда убили Саддама, потому что выживание государств в мире после 1945 года почти гарантировано международными институтами и националистическими настроениями. Правители терпят поражение и гибнут, но страны выживают. Завоевание с последующим прямым имперским правлением можно считать законченным, за исключением, возможно, Украины.

Третий тип шансов - симметричная война между равными по силе государствами, например, греческими городами-государствами, китайскими Воюющими государствами, ханьскими династиями, борющимися с бывшими варварскими империями, войнами между крупными японскими даймё, войнами между крупными державами современной Европы. Стратегический побуждал правителей в досовременные времена нападать на равного, так как это давало преимущество оккупации вражеской территории, чтобы войска нападающего могли жить за счет земли, тратя ресурсы противника и не тратя свои собственные. Но защитник, избежавший поражения, но не сумевший отбросить захватчика, отступал, опустошая свои владения на пути захватчика, чтобы лишить его возможности жить за счет земли. Чем сильнее было отступление, тем длиннее становились пути снабжения атакующего. Первоначальное преимущество исчерпывалось, и армии увязали в патовой ситуации, в чем мы неоднократно убеждались. Крайним случаем было умение русских правителей использовать свою сухопутную территорию для того, чтобы заманить противника на поражение.