О времени и о себе

Мы с Людой долго обдумывали и обсуждали создавшуюся ситуацию и решали, что нам делать. К этому времени у меня прекратилось совместительство и в ИПК «Нефтехим», и в МИНХ и ГП. Рукопись книги «Исполнительные устройства систем регулирования», которую я написал по заказу издательства «Химия», лежала в том же издательстве «Химия» мёртвым грузом, несмотря на то, что рецензенты, назначенные самим издательством, написали о ней положительные отзывы. Люде после защиты и утверждения диссертации не присвоили звание доцента. Мы думали о своём будущем и о будущем нашей дочери и, к сожалению, не находили его светлым. В результате долгих и мучительных размышлений мы приняли решение о выезде из страны. Приглашение приехать в Израиль пришло к нам от моего двоюродного брата Лёвы, сына родного брата моего папы. К тому времени Лёва с семьёй жили в Израиле уже больше десяти лет.

Заявление в ОВИР МВД (Отдел виз и регистраций Министерства внутренних дел) мы подали в конце 1979 года, а в начале 1980 года начались карательные операции против нас. Первой пострадала Люда. Заведующий кафедрой, на которой она работала, доцент Петров, заявил ей, что она не может больше работать в ВУЗе, так как кроме специальности, советский преподаватель должен воспитывать студентов в духе преданности Родине, а человек, желающий покинуть Родину, должен быть отстранён от такой работы. Говорил он с Людой грубо, не стесняясь в выражениях. Это и понятно, он ведь, вышел не из учёных, а из военных. И её тут же уволили. Конечно, она была очень расстроена. А когда она рассказала мне о своей беседе с Петровым, я сразу представил себе этого солдафона, безнаказанно издевающегося над своей же сотрудницей, и написал ему резкое письмо в стихотворной форме. Настолько резкое, что Люда не разрешила мне отправить это письмо адресату.

Со мной было по-другому. Генеральный директор НПО вызвал меня для беседы. Я уже упоминал, что с Кузьминым мы были знакомы уже давно, ещё с института. Поэтому наш разговор не был строго официальным. Вначале он рассказал мне, как его ругают (он, правда, сказал другое слово) за то, что люди из его организации подают заявления на выезд. Особенно сильно его отругали (он повторил ранее сказанное слово) из-за меня, специалиста высокого ранга. И вот он пригласил меня, чтобы предложить мне уволиться по собственному желанию и устроиться на работу где-нибудь в другом месте. Я ответил, что это мне не подходит, так как директор другого места на работу меня просто не возьмёт. Тогда, сказал он, если я не уволюсь, он переведёт меня на более низкую должность, не позволит мне руководить сотрудниками и уменьшит мою заработную плату в два раза. На этом наша беседа закончилась и в скором времени мне принесли копию приказа по НПО, по которому я был переведён на должность инженера-конструктора 1 категории с окладом ровно в два раза меньшим, чем был у меня до этого. Все сотрудники, работавшие до этого со мной, были переведены на работу в другие проекты. Приказ был помещён на доску объявлений, чтобы об этом знали не только в отделе, где я работал, но и во всём НПО.

Генеральный директор сдержал своё слово. Что было делать мне? Я долго думал об этом, считал этот приказ незаконным и, хоть понимал, что идея эта безумная, решил подать и подал заявление в районный суд на НПО «Нефтехимавтоматика» о возвращении мне моей должности и моего оклада. Через несколько дней после этого меня пригласил на беседу официальный юрист НПО и сказал, что для меня же будет лучше, если я заберу своё заявление назад, так как выиграть суд у меня нет никаких шансов. Я отказался, и в марте 1980 года был приглашён на рассмотрение моего заявления в суд Ждановского района Москвы. Рассмотрев моё заявление, суд принял решение отказать мне в моих просьбах. Судья зачитала решение суда, юрист НПО подошёл ко мне и напомнил, что предупреждал меня, чтобы я не затевал это дело.

Народ начал расходиться, а я почему-то замешкался и остался один в зале суда. И вдруг судья попросила меня подойти к ней и сказала, что я имею право обжаловать её решение в Московском городском суде. Я сказал, что знаю об этом, что теоретически я имею на это право, но сегодняшний суд показал, что это будет бесполезно, тем более, что я не знаю, как это заявление написать. Судья внимательно посмотрела на меня, предложила мне сесть рядом с ней и сказала, что прямо сейчас напишет от моего имени заявление в Московский городской суд с обжалованием её решения. Мне останется только переписать его своей рукой и отнести в Мосгорсуд. Я не поверил своим ушам, а она в течение получаса написала каллиграфическим почерком, фактически, жалобу на саму себя. Я благодарил и кланялся, а она пожелала мне успеха и ушла в судейскую комнату.