Придумалтаки, как со мной породниться», — рассмеялся я, закрыл дверь изнутри на засов и стал раздеваться. Тихим вечером, когда уставшее за день солнце тонуло в знойном мареве заката, «Эсмеральда» торжественно и гордо под парусами, поднятыми на обеих мачтах, проследовала мимо фактории. На берегах Елены горели костры. Ветер доносил запах дыма, еды и зычные голоса прибывших на летнюю ярмарку представителей разных племен и народов Северного Забайкалья и Прибайкалья. Я открыл окно-иллюминатор, расположенное у изголовья кровати и высунул голову. Лисичка тоже захотела посмотреть, что происходит на берегу, и шлепнула меня по голой спине. Я ничуть не рассердился и подвинулся, чтобы ей тоже было видно. Когда за окном перед ними открылась безбрежная гладь Голубого залива, мы вернулись в исходное положение. При этом я ни на минуту не забывал о галере и чувствовал ее ход. Вот пройден поворот, курс — фордевинд. Северо-западный ветер давит в паруса, опасно потрескивают мачты, гикшкоты и ванты, готовые лопнуть, жалобно звенят. Лисичка, извиваясь подо мною, стонет все громче и громче: «М… ммм… мммм…» Внезапно галера резко накренилась на левый борт, и мы скатились с кровати на пол, застеленный мягким ковром. Вскочив на ноги, я стал одеваться, чтобы поспешить на помощь капитану Тарасу. Лисичка, заглянув под кровать, рассмеялась и что-то громко сказала. Я вначале подумал, что она увидела ручного хорька, которого я держал в каюте для борьбы с крысами, но все оказалось гораздо хуже: из-под кровати, сконфуженно улыбаясь, вылезли дочери Бильдыева Инира и Чайка.