23. Вечная суета Блума, его отчаянные попытки создать себе видимость
личности, то есть личность как чистую видимость, свидетельствуют о том, что видимость – это действие, исходящее от Публичности и нацеленное на Публичность. И правда, Блум мало чем отличается от первобытных племён, вся жизнь которых вертится вокруг укрепления престижа. Вспомним, с какой гордостью тробрианец раскладывает у всех на виду урожай ямса. Ничто так не похоже на тробрианскую выставку достижений, как современные витрины магазинов или одежда крутой молодёжи.
24. Впрочем, первобытного человека нельзя назвать поверхностным.
Его истинная суть – и тут Гегель был прав – заключается в непосредственности, а точнее, в сочетании всеобщности и видимости всеобщности, то есть в Публичности, которая, однако, предстаёт в виде непосредственного единства. Такая Публичность ещё не осознала себя, не превратилась в Публичность Публичности, это пока ещё Публичность в себе, а не для себя.
25. А мир Блума – это, наоборот, мир, где Публичность наконец проявляется. И первобытный мир – вот достойное начало для мира Блума. Именно в нашу эпоху Публичность проявляется как истинная суть первобытного мира. А следовательно, продвинутое капиталистическое общество – это первое первобытное общество.
26. Но если сегодня Публичность и стала чем-то видимым, то это видимое характеризуется отсутствием. Публичность возникает перед каждым Блумом, но ни один из Блумов не живёт в единстве мира и его внешних проявлений, в Публичности. Наоборот, когда Блум сталкивается с невзгодами, во внешнем счастье Другого он видит какое-то противоречие, нечто ужасное, заставляющее его выстраивать собственную внешнюю, видимую защиту: Другой украл у него жизнь,
сам он никогда толком и не жил, и это чувство обделённости кажется Блуму страшным проклятием, которое нужно во что бы то ни стало чем-то прикрыть, если уж совсем выкинуть его из головы не удаётся. Но в то же время Другой – ЛЮДИ – и есть сам Блум. В том мире, в котором мы «живём», внешние проявления Публичности противостоят Публичности, но даже и эта двойственность двойственна: отстранённость Публичности от собственных внешних признаков проявляется и как отстранённость Публичности от самой себя, как раскол внутри Публичности, поскольку она-то и представляет собой единство реально существующего и видимого. Такой раскол Публичности, при котором эти два элемента объединяются только тогда, когда существуют по отдельности, и есть Спектакль.примечание: Отчуждение само создаёт условия для его преодоления. Именно потому, что Публичность отсутствует, она, наконец, может проявиться, и проявляется она как необходимость. Более того, отчуждение Публичности внутри Спектакля должно в итоге обнажить перед нами Публичность именно как Публичность.
27. С этим расколом Публичности, то есть со Спек-⁄ таклем, также связано абстрагирование индивида и рода. В ходе этого процесса индивид становится Блумом, индивидом без индивидуальности, абстрактным индивидом, который воспринимается всего лишь как акциденция рода или даже как средство, позволяющее роду оставаться беспримесным и абстрактным, некоей общей массой. В то же время кажется, будто сам род – то есть чистый, абстрактный род, масса – теряет всякую органичность и оказывается банальным скоплением индивидов-атомов.