Об образе и смысле смерти

Целый ряд исследователей посвятил себя дальнейшему разъяснению этого вопроса. Из некоторых экспериментов, казалось, явствует, что и одноклеточные организмы после длинного ряда делений обнаруживают определенные признаки старения и, таким образом, предрасположенность к смерти по внутренним причинам. Более точные наблюдения, однако, показали, что этого не происходит, если животных после каждого деления помещать в свежий питательный раствор. Вудраф, который потратил на этот эксперимент более тринадцати лет, вырастил к тому времени 8 900 поколений протиста Paramaecium aurelia, причем никаких возрастных или болезненных явлений замечено не было. Казалось, представление Вейсмана о "бессмертии одноклеточных" нашло, таким образом, свое подтверждение.

Правда, можно возразить, правомерно ли вообще употреблять в этой связи понятие "бессмертия". Ведь к нему можно обращаться только тогда, когда отдельный, имеющий свои границы организм, "индивидуум", живет вечно. "Индивидуум" в переводе означает, как известно, "неделимый". А значит протисты не могут быть названы "индивидуумами", поскольку именно делимость есть одно из их специфических свойств. Кроме того, ясно, что при делении первое поколение может сохранить только половину, второе — четверть, третье — одну восьмую и т. д. животного–родоначальника, не говоря уже о том, что и этот остаток подлежит обусловленному обменом веществ уменьшению.

Впрочем, даже Вудраф вынужден был констатировать некоторые колебания интенсивности жизни протистов. В своих опытах он обнаружил, что деление парамеций происходит не совсем равномерно, даже когда все внешние условия остаются неизменными. Более того, через некоторое время отмечалось определенное снижение скорости деления. Одновременно возникали явления распада в ядре животного, в результате чего образовывалось новое ядро. Р. Хертвиг определил это явление как процесс смерти; Дофлейн, напротив, видит в нем процесс регенерации, с помощью которого организм избегает необходимости смерти.

Здесь мнения ученых разошлись из‑за разного понимания вопроса: видеть ли существенное в мертвом выделении или в процессе жизни. В конце концов, бесспорно, речь здесь идет о ритмичном процессе жизни, в результате которого организм отторгает часть, чтобы сохраниться как целое.

Таким образом, не может быть и речи о том, что отдельный протист бессмертен: он каждый раз разлагается при делении — правда, не до мертвого вещества, а до нового живого существа. По сути, то же самое происходит и с веществами, когда умирают высшие живые существа, с той лишь разницей, что они проходят минеральную стадию, прежде чем вступают в новые жизненные связи.

Дифференциация и смертность

Все же примечателен тот факт, что у протистов следующее поколение появляется в результате деления целого организма, тогда как у других групп животных для этого служат особые органы размножения. Эти органы обособляются от остального организма уже в период эмбрионального развития, причем на очень ранней стадии. "Зародышевая плазма" не участвует в дальнейшей дифференциации организма; она останавливается в известной мере на ступени протистов. Это самая живая, но и самая "примитивная" субстанция организма. Остальной организм, напротив, дифференцируется на различные органы и на соответствующие им, отличающиеся от первоначальной — шарообразной — клеточные формы. И именно в дифференциации клеток организма Мино увидел причину их смертности. По его мнению, смерть — это кульминационный пункт дифференциации, а значит, "та цена, которую мы должны платить за нашу организацию, за дифференциацию клеток в нас".

Мы подходим, таким образом, к утверждению, которое в первый момент может показаться парадоксальным: менее дифференцированные, т. е. стоящие на низшей ступени органические существа хотя и не в прямом смысле бессмертны, но стоят гораздо ближе к жизни, чем высшие. Однако тем самым еще не ясно, почему сильнее дифференцированный организм должен умереть, в то время как на одноклеточный организм эта необходимость не распространяется.

Дифференциация клеток организма связана отчасти с тем, что органы вступают в более интенсивную связь с минеральными веществами. Особенно типично это проявляется в клетках хрусталика, которые имеют четко выраженную форму кристалла горного хрусталя. В этом органе в какой‑то мере взаимопроникают органические силы клеток и минеральные силы кремневой кислоты, причем таким образом, что достигается определенное равновесие. Клетка принимает форму кристалла горного хрусталя, приобретая за счет этого прозрачность, но в значительной мере теряя при этом живость. То, что хрусталик очень близок неорганическому миру, проявляется и в том, что в преклонном возрасте ему грозит опасность катаракты, т. е. помутнения вследствие сильной минерализации.

Но даже если связь с минеральными веществами не так сильна, как в случае с хрусталиком, появление дифференцированных, жестких форм можно понять только как процесс окоченения и тем самым отмирания.