Об образе и смысле смерти

С этих позиций дискуссия о причине смерти у человека приобретает новый интерес. Два исследователя противостоят здесь друг другу в своих воззрениях: Рибберт и Нотнагель. Последний считает, что смерть, в сущности, всегда наступает в результате остановки сердца, идет ли речь о заболеваниях центральной нервной системы, других органов или инфекционных болезнях: "Человек почти всегда умирает от сердца".

Однако из этого не следует делать вывод, что клетки сердечной мышцы погибают раньше других. Как показал Рибберт, при остановке сердца мышечные волокна могут еще отчасти прекрасно функционировать; Кулябко, пропуская через сердце умерших кислородосодержащую жидкость, в ряде случаев сумел добиться временного восстановления сердечной деятельности.

Смерть, таким образом, — это не локальное и не обусловленное отказом какого‑либо отдельного органа явление, но, как и жизнь, целостный феномен: человек как целое уже не может жить, хотя отдельные органы — при иных общих условиях — еще способны какое‑то время функционировать. Рибберт различает "естественную" смерть, т. е. наступившую вследствие естественных возрастных изменений, и смерть "патологическую", которая вызвана болезнью или внешними обстоятельствами. Он убежден, что нормальная смерть в старости исходит от мозга. Мозг, как явствует из опытов по регенерации и трансплантации, гораздо более чувствительный орган, чем сердце. И даже в тех случаях, когда смерть, на первый взгляд, наступает от сердца, сначала, по его мнению, погибает чувствительный мозг. Но еще при жизни старческие явления в мозгу выражены особенно ясно, что следует из данных, полученных Мюльманом. По мнению Рибберта, мозг не только умирает в первую очередь, но "его смерть является также основой естественной смерти. Речь идет о том, что старческий организм без явных изменений со стороны какого бы то ни было органа, которые можно было бы назвать собственно патологическими, и, таким образом, без заболевания в узком смысле слова, постепенно вырабатывается, и в этом процессе участвует все тело, хотя отдельные его структуры — с разной интенсивностью. Сердце вообще гораздо устойчивее, чем мозг, который в результате затрагивающей все органы потери жизненной энергии в любом случае скорее, чем сердце, терпит такой функциональный ущерб, с которым несовместимо дальнейшее продолжение жизни. Также и характер наступления смерти: постепенное засыпание, растущую слабость — следует оценивать в том смысле, что прекращение жизненных явлений зависит от мозга… Естественная смерть — это смерть мозга"{57}.

Однако Рибберт и Нотнагель сходятся на том, что "естественная смерть", т. е. прекращение жизни без каких бы то ни было болезненных изменений органов, очень редка; большей частью смерть, даже в глубокой старости, вызывается каким‑нибудь заболеванием органов.

Итак, кажется, что между взглядами Рибберта и Нотнагеля существует неразрешимое противоречие. Но если мы вспомним сказанное выше о связи жизни и сознания, то, как мне представляется, не остается сомнений, что именно в центральной нервной системе мы должны видеть то место, где берет начало процесс смерти.

Мы должны научиться обращать внимание на процессы, для которых изменения органов являются лишь симптомами. Пока мы будем искать причину смерти только в органах, не рассматривая человека как целое, мы никогда не придем к удовлетворительному решению.

Если же мы ищем начало процесса смерти, мы, без сомнения, должны согласиться с Риббертом. Но с другой стороны, можно согласиться и с Нотнагелем: вследствие нормальных старческих изменений мозга — и даже когда они приобретают патологический характер — человек не умирает, пока не останавливается сердце. Но при нормальном развитии это происходит, когда "жизненная сила" растрачена, состояние же сердца является для этого лучшим критерием. Рибберт прав в определении начала процесса смерти: он проникает в организм через нервную систему; но только когда процесс смерти добирается до сердца, человек умирает — а это точка зрения Нотнагеля.

Однако оба исследователя находятся в плену принципиального заблуждения своего времени: они пытаются объяснить наступление смерти материальными изменениями отдельного органа. И это когда наблюдаемые феномены недвусмысленно свидетельствуют о том, что смерть — это не событие, которое настигает организм в конце жизни, а процесс, который уже в самом раннем детстве берет начало в центральной нервной системе и набирает силу по мере развития сознания. Смерть, как и жизнь, — это манифестация сверхчувственной действительности в физической сфере.

Однако человеческий организм не только инструмент для мышления, он должен также служить "я" орудием воли. Всякий акт воли основывается на вмешательстве "я" в систему обмена веществ, которая посредством крови связана со всем телом. Подобно тому как "я" является средоточением духовно–душевной сущности–человека, кровь выполняет эту роль по отношению к телу. Кровь образует телесную основу "я".