Конечно, немногие сохраняют эту неутомимость до глубокой старости; многие умирают внутренне, приземлившись в работе, признанном положении или обывательской уверенности. Если же гений остается бодр, именно старость может привести к высшей человеческой и духовной зрелости. В своем прекрасном исследовании А. Э. Бринкман{60} показал, что поздние творения великих мастеров часто обнаруживают внутреннее единство и завершенность, каких нет в юношеских работах. Молодой художник склонен к чувственному освоению мира и к дифференциации в изображении; часто детали объединяются только внешне, за счет общей композиции. В поздних работах, напротив, такие детали, как форма и цвет, переплавляются в одно органическое целое, единство которого заключено не во внешней стороне, но в художественной идее. Подобно внутреннему огню идея охватывает художественный материал, раскаляет его и отливает творение неразрывной чувственности "как из жидкого металла". Какого проникновения достигают Тициан, Тинторетто и Эль Греко; какой свет струится от портретов стариков, которые, несмотря на крайнее затруднение, создавал в преклонном возрасте Рембрандт; какой магической властью сумел восьмидесятидевятилетний Микеланджело наделить скульптуру Пьета Ронданини; и чем было бы творчество Гёте без второй части "Фауста"!
И снова мы имеем дело с превращением связанных с телом сил в душевные качества. Ту радость от чувственного мира, тот огненный темперамент, ту телесную воспроизводящую силу, которые молодой человек несет в себе, старый художник преобразует и передает своему творению: оно обретает собственную жизнь, оно дышит, оно окружает себя духовной атмосферой. Художник в духовно–реальном смысле продолжает жить в своем творении.
Конечно, не каждый может быть художником в полном смысле слова; хотя во всех можно было пробудить куда большие художественные способности, чем те, что проявляются при обычном воспитании. Однако процесс созревания в старости приводит некоторых людей к внутренней замкнутости, которая часто оставляет впечатление личностно–художественного качества. И способность к "рассказыванию", которая при здоровой внутренней жизни развивается с годами, делает старых людей естественными эпиками, что также связано с превращением пластических сил в образы памяти.
Старые люди, как известно, живут гораздо больше своими воспоминаниями, чем молодые. Даже в тех случаях, когда огрубение и сморщивание мозга привели к старческому слабоумию, можно наблюдать, что эти люди, хотя они почти ничего не помнят из непосредственно происходящего, прекрасно помнят свою юность и средний возраст. Это связано с тем, что с возрастом эфирное тело отделяется от физического; образы памяти становятся живее, душевная жизнь обретает самостоятельность и теряет (в далеко зашедших случаях) непосредственную связь с чувственным миром.
Если следовать мысли Гёте, то в течение жизни можно наблюдать метаморфозу: в начале физическое тело дает душевной жизни возможность развиться. Но в той мере, в какой она развивается и становится более самостоятельной, она предоставляет физическое тело самому себе. Постепенно "я" обретает способность к переживанию в относительно свободном от тела состоянии: теперь оно может переживать себя в воспоминаниях, подобно тому как в детстве оно переживало себя в мире чувственных восприятий. А значит, действительно происходит метаморфоза: внешнее превращается во внутреннее.
Именно это имел в виду Гёте, когда Оттилия в "Избирательном сродстве" записывает в дневнике: "В какое положение себя ни поставь, всегда будешь представлять себя видящим… Возможно, что когда‑нибудь наш внутренний свет выступит наружу, так что нам не будет надобности ни в каком другом свете"{61}.
Панорама жизни
Высшая точка этого процесса превращения — сам момент смерти. Смерть от старости наступает, когда все пластические силы эфирного тела превращены в силы сознания. Тогда эфирное тело теряет возможность преобразовывать принятую пищу в субстанций тела, обмен веществ прекращается. В этот момент эфирное тело должно оставить физическое тело, потому что не находит больше точки приложения.
В "Тайноведении" Рудольф Штайнер описывает, как душа, оставив физическое тело, живет сначала в собственном мире образов памяти, который дан ей эфирным телом.
Но еще при жизни может наступить просветление внутреннего мира образов. Вследствие испуга, потери крови, опасности задохнуться, наркоза и т. д. может произойти временное — правда, частичное — освобождение эфирного тела: в результате вся прошедшая жизнь вспыхивает перед человеком будто на огромной картине — возникает "панорама жизни". Мы расскажем здесь о нескольких переживаниях такого рода, взятых из литературы и из собственных наблюдений. Рудольф фон Кошюцки в своей заслуживающей внимания биографии "Путешествие в земную страну" ярко описывает свои переживания во время железнодорожной катастрофы, когда он, сдавленный обломками, провел три часа, рискуя задохнуться.