Об утверждении личности

Весь міръ разлагается на систему воль и вновь созидается въ Единой Вол. Въ этомъ взаимодйствіи отдльныхъ воль – реальная жизнь, воистину реальная жизнь, т. е. та жизнь, которая всегда сверхраціональна и всегда сверхчувственна. Воля – вотъ основа бытія. Принципъ жизни – свобода воли. Во избжаніе недоразумній, я долженъ сказать, что вовсе не отрицаю закономрности душевныхъ актовъ, которыя развиваются подъ знакомъ воли. Подъ волей часто разумъютъ наши желанія и хотнія, которыя, конечно, несвободны и подчинены закону необходимости, но не о нихъ говорю я. Пользуясь извстной терминологіей, я скажу: да, наша воля не свободна постольку, поскольку она находить себ выраженіе въ нашемъ эмпирическомъ характер, но въ то же время она независима и свободна, раскрывая свою сущность въ характер интеллигибельномъ. Въ этомъ утвержденіи мы не найдемъ противорчія, разъ мы согласимся съ тмъ, что характеръ интеллигибельный изначальне характера эмпирическаго. Только въ бытіи этого изначальнаго характера я не сомнваюсь; бытіе моего эмпирическаго характера подлежитъ сомннію, а о бытіи другихъ существъ я могу только предполагать.

Я не могу быть увреннымъ въ реальности другихъ существъ, если я исхожу въ своемъ міросозерцаніи изъ природныхъ законовъ и законовъ мышленія: я нахожу непосредственную связь съ другими существами только въ Абсолютной Вол, только чрезъ нее. Сами по себ мы отдлены другъ отъ друга на вкъ.

Всецло замкнутые въ себ мы безнадежно одиноки и слпы, и только то Единое, что включаетъ въ себя множественность, освобождаетъ насъ отъ изолированного существованія. Въ этомъ Единомъ мы познаемъ доугъ друга и дйствуемъ другъ на друга.

Итакъ психологически и гноселогически взаимодействіе личностей опредляется волей _?а религіозно это вааимодйствіе характериауется, какъ любовь, какъ Эросъ.

Въ нашихъ исканіяхъ наша вра совпадаетъ съ нашимъ первоначальнымъ волевымъ опытомъ, опытомъ сверхчувственно-эротическаго характера.

Этотъ изначальный опытъ ведетъ насъ къ утвержденію нашей личности въ свобод и любви. Такимъ образомъ наше міроотношеніе не опредляется какою либо аксіомой, которую мы признаемъ безусловной и положительной истиной. (Мы далеки отъ такого высокомрія!) Наоборотъ, мы ищемъ пути для утвержденія нашей личности въ самой жизни; наше міросозерцаніе обусловливается не теоріей и не метафизической спекуляціей, а нашими воленіями и нашими поступками; сначала – жизнь, а потомъ – философія; философія намъ нужна постольку, поскольку вообще нужно формальное научное знаніе; но мы жаждемъ не столько теоріи, сколько цльной жизни; мы снова ставимъ вопросъ «что длать?», который такъ честно и такъ наивно разршали русскіе гуманисты шестидесятыхъ годовъ.

Устанавливая практическое первенство нашей воли надъ разумомъ, мы однако не станемъ отрицать того значенія, которое иметъ теоретическое знаніе, какъ источникъ свта, лучи котораго падаютъ на грани нашей жизни. Теоретическій разумъ опредляетъ границы плоскостей, изъ которыхъ построяется наше многогранное существованіе.

Я постараюсь теперь кратко охарактеризовать главныя религіозно-культурныя направленія, которыя заявили о себ за послднее время въ нашей литератур. Вс эти религіозно-культурныя теченія имютъ своимъ источникомъ то волевое устремленіе, о которомъ я говорилъ сейчасъ, которое опредляется вопросомъ; какъ жить? Что длать?

Еще недавно въ русской литератур исключительно господствовало то философско-общественное направленіе, которое не совсмъ точно характеризуется словомъ позитивизмъ. Я подчеркиваю моментъ общественности потому, что у насъ русскихъ почти не культивировался позитивизмъ академическій: русскіе писатели всегда связывали свое философское воззрніе съ нкоторыми соціальными планами и (въ-сущности), объявляя себя атеистами, тмъ не мене пытались создать нкоторое цльное міроотношеніе, т. е. религію. Невинный соціологическій субъективизмъ боролся съ наивнымъ матеріализмомъ марксизма, и одинокій голосъ Вл. Соловьева звучалъ для общества, какъ пророчества безумнаго. Въ девяностыхъ годахъ началось разложеніе марксизма, какъ цльнаго міросозерцанія. По счастію, это не отразилось дурно на практик соціалистическаго движенія. Революціонное движеніе росло стихійно, не нуждаясь, очевидно, въ опредленномъ философскомъ міропониманіи: среди соціалистовъ мы можемъ встртить теперь и матеріалистовъ, и поклонниковъ Маха, и неокантіанцевъ, и даже мистиковъ.

Кризисъ марксизма, какъ міросозерцанія, опредлился съ выходомъ въ свтъ сборника «Проблемы идеализма». Эта книга имла чисто формальное значеніе: русская интеллигенція училась школьной философіи, изучала Канта и Фихте и вотъ представила, наконецъ, публик рядъ рефератовъ, свидтельствующихъ о добросовстности и прилежаніи учениковъ. Въ сущности «Проблемы идеализма» трактовали почти о томъ же, о чемъ тщетно твердилъ неудавшійся «Сверный Ветникъ».