Гул не смолкаетнад Невой ночной.Ветры адмиралтейский шпиль качают,а выше туч обледенелыхбьётся рой-косой.Каких забот опасная гроза-косавас за углом подстерегает.– Нет спасения для вас, —шелестел старух нечистый бас.Кто с нами, ну-ка?Мы в шинок – вот естества наука в лицах.Вас грубый сторож стережёт —нас грубая землица.Тут старух померкли силуэты,только скрип, только треск,только шелест слышен где-то.Их вдогонку, из окошкастарик разил сторожевойржавой ложкой, бесцветною рукой.Ему немножко помешали,Когда старухи причитали.– Я для себя глядел «Декамерона»при помощи Брокгауза и Эфрона.Его тома познанью помогают,старик сказал, стекло превозмогая,на вёсла мыслей делая нажим.Глянь, у Варшавского вокзалавитринка Френца Гляна.В ней тленья смесьживого с неживым,без честной лжиправдивого обмана.Сам Френц намыленный лежит,достойный соблюдая вид.Желает он немного тринкен– Под утро разобью витринку,мне данный путь указан Богом.Он тут живёт – в четвёртом этаже.С четвёртого двора ведёт к нему дорога, —к нему пора уже.Скорей летите птичкой маловатойв его продолговатые палаты.Они вошли туда несмелые,став с расстройства белыми,плечо к плечу, устав, прижали,среди прихожей робко встав.Под низких облак дуновеньямего мечты неясные молчали.Прихожая была невелика,в тенях блуждающих по стенкам.Свеча мерцая таяла в углу,старинный маятник в потёмках тренкал,и пахло сыростью слегка,как на болотистом лугу,а выше пустота и чернота.По мокрым половицам пробегалиозабоченные мыши,бадья стояла с дождевой водой,немного крыша протекала беспрерывною струёй.