Читаем Обертоны полностью

преследовать вихрем фрагментов: скомканный пассаж во время концерта, чей-то обидный комментарий, собственная растерянность перед лицом банальности, воинственная размолвка перед сном и неудачная

попытка, подавив чувство вины, заснуть... Вот она — Музыка аэровокзала, насквозь алеаторичная и, как в

аду, — лишенная коды.

* Ему, ей, сделать, не забыть (англ.), есть вещи, как всегда (франц.) 93

Потом в самолете, — поиски места, куда еще можно положить скрипку; просмотр утренней прессы

(рецензия на концерт?); ожидание взлета. Ни безукоризненно вышколенная улыбка стюардессы (не

скрывающая слоев радужной косметики), ни добрая сотня пассажиров вокруг с отглаженными

воротничками и пестрыми галстуками не помогает отвлечься от неумолчного тарахтения души на холостом

ходу неприкаянности. Прохладный, вряд ли когда-нибудь всерьез заваренный чай не поднимает тонус, а

лишь усиливает грустную мыслишку, — вот едешь, летишь, играешь, передвигаешься невесть куда, невесть

зачем... Всплывает Сент-Экзюпери.

9:27 — 10:27 — 11:27. Прибытие. В очередную страну, очередной город, очередную гостиницу, на

очередную репетицию. Бесконечное количество новых лиц. В Азии отчуждение воспринимаешь со-знательнее и все представляются нам почти одинаковыми. В Европе обманчиво кажущееся несходство.

(Почва для новых иллюзий, соблазнов, разочарований...)

11:56. Репетиция вступает в привычное русло. Стараешься, ищешь общих путей, решений с дирижером. Кто

же сегодня маэстро? Мил, заносчив, знаменит, неуверен? Друг или коллега? Маккиавелли или

Мефистофель?

Борешься совместно (если, разумеется, не с ним самим), во имя общих решений, с его подчас не слишком

дисциплинированными подданными.

Течение музыки без конца прерывается. Остановка за остановкой, объяснение за объяснением, 94

просьба за просьбой; сочинение дробится на тысячу фрагментов, которые вечером — если повезет — сра-стутся. Как часто этот процесс впоследствии обречен на неудачу только потому, что какое-то маленькое

колесико созидающего Музыку взаимоотношения теряется между пультами или рядом со словом и звуком.

С каким отчаянием ответственный за концерт музыкант (дирижер или солист) стремится заменить это

колесико собственными лихорадочными движениями! А если он сам это колесико потерял? А если у него и

не было его никогда? Увы, как бессмысленны попытки преодолеть пустоту...

13:02. Работа, если она вообще имела место, завершена. Принимал ли ее всерьез кто-нибудь из

присутствовавших? Успех еще не предопределен, однако тот, кто пал жертвой мечты об успехе, хочет, чтобы его накормили. Нет, еще не обед. Кто приглашал сегодня? Фирма грамзаписи? Менеджер, приехавший из другого города или страны? Или от вас, как всегда, ожидают, что вы не забудете свою

кредитную карточку?

Нет, это — потом. Сначала вам самому предстоит стать «кормом». Интервью. Все те же, набившие ос-комину, вопросы: «Откуда? Куда? Что любите больше всего? Чему (кому) обязаны? Почему играете так

много (мало) современных авторов? Любимые партнеры? Любимые партнерши? Локенхауз? Когда?

Почему? По чему? Как так? Как? Разве так?» Конец. Хорошо хоть, недолго.

13:48. Дай Бог, ресторан не закроется. «Успели!» Наконец можно что-то проглотить! И тарелка супа... И

ожидание десерта (всегда слишком сладко-

95

го)... В течение обеда — три, нет, четыре раза: «Маэстро, к телефону, вас спрашивают». (Линия действует?

Кто-то уже повесил трубку? О репетиции на следующей неделе? Вы хотите назначить репетицию — день, час? Почему все это надо сейчас?) Назад к столу. На чем мы остановились? Ах, да... «Если я только

подумаю...» (Хорошо, что еще думать можешь, не все потеряно, а как там с чувствами?) Для вас это было

удовольствием? Прекрасно — Fine-buono-freut mich*... Миссия исполнена. The job is done**, теперь

поскорее в номер.

15:15. Портье передает ключ и шесть-семь записок: «А. звонил». «Б. просил перезвонить «немедленно».

Факсы, факсы, факсы, — все шуршит, мелькает и норовит вывалиться из рук. У двери номера бумажки-таки

падают на пол — ключ выигрывает сражение.

15:52. Телефон (он до сих пор бездействовал), не будучи использован — отключается, вывешена табличка

«Не беспокоить». (Остановит ли это горничную? Не ворвется ли, несмотря на картонку, бармен, проверяющий содержимое холодильника?) Открывается постель. (Опять только одна подушка!) Занавески

(они все равно образуют щелку и пропустят свет) задергиваются до отказа (если они вообще позволяют это с

собой проделать). Затычки для ушей или приказ самому себе: «Спать». (Процент успеха — ничтожен).

Защитная функция активизируется. Глубокий вздох, надежда отдохнуть. Сон еще не решил, посетит ли он

вас или нет...

* Прекрасно - хорошо - я рад (англ.,итал., нем.)

** Работа сделана (англ.)

96

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии