Обертоны

17:28. Немыслимо себе представить, — через полтора-два часа быть на сцене... Как же совладать с собой

сегодня? Усталость, нервность, неуверенность. Голова и руки еще не пришли в себя после целого дня пути; ощущение загроможденности и нечистоты (репетиции, разговор, извещения). К счастью, существует душ.

Иногда — роскошь стакана крепкого чая (было бы печенье!). Уже 18:21... Машина ждет. Такси нужно еще

найти; прогулка, говорят, удобна и полезна (вес инструмента с футляром — шесть килограммов) для

здоровья. Если, конечно, отыщешь дорогу. Не забыть бы фрак, ноты... Вечно замаскированный

артистический вход. Безнадежность перед запертой дверью, открывающейся (после семи-восьми

собственных попыток) ничего не ведающим служителем зала.

18:51. Разыграться, проверить сложные пассажи, вдеть запонки в манжеты. Выясняется, что забыты бабочка, черные носки или очки для чтения. Тромбон проверяет свою мощь рядом с артистической; заходят

поздороваться администраторы зала; дирижер, соблюдая акт вежливости, приветствует вас перед

увертюрой, неожиданно прибывшая знакомая — откуда же я ее знаю? — просит о билете на концерт; приглашения для друзей, оставленные в кассе, куда-то запропастились (еще хорошо, если вам потом не

вменят в вину, что вы не внимательны к просьбам). Слышно слишком низкое (или высокое) «ля» гобоя —

если он не застрял на перекрестке. Скрипка не желает настраиваться. Влажно, и колки не движутся. Зато из

соседней артистической доносятся в безупречном исполнении труднейшие

97

места из вашей сегодняшней программы. Это разыгрывается концертмейстер...

20:12. Как долго длится первое оркестровое сочинение? Опять увертюра к «Майстерзингерам»? Как прежде

в Советском Союзе «Праздничная увертюра» Шостаковича...

20:15. Аплодисменты.

20:17. Выход на сцену. Тишина. Первые такты вступления вызывают тревогу ненадежности. Откуда она? Из

оркестра? От вас? Акустика огорчает. Во втором, третьем ряду сидит некто с партитурой в руке, — нет, хуже: со скрипичной партией! Но листает ноты в совершенно других местах. Что у него за издание? «Закрой

глаза! Стисни зубы! Открой душу!»

20:58. Все. Звуки кончились. Силы кончились. Все кончилось. Слава Богу! («Не правда ли, приятнее всего

выходить на сцену не играть, - только на поклоны», — слышу я Татьянин голос лет двадцать тому назад).

Сколько раз еще вызовут? В Германии — больше. В Англии, Японии, Америке — меньше. В любом случае

— соответственно не уровню исполнения, а... традиции! В Голландии, например, подчас самое серое

представление приветствуется залом стоя — standing ovation — «аплодисменты, переходящие в авиацию»

(«Принцесса Турандот» в Вахтанговском...). Великодушная публика. Великодушные традиции.

21:03. В артистической. Жажда. Не Артур ли Шнабель говорил, что «концерты существуют, чтобы хотелось

пить?» Две бутылки воды (в крупных музыкальных центрах их не допросишься) помогают мало. Жажда все

еще мучит. Срочно меняется

98

пропотевшая рубашка. Охотники за автографами уже на подходе.

Дверь открывается. Толпа рвет и мечет. Бесчисленные рукопожатия (нежные, сильные, болезненные, - руки

аморфные, как медуза, трепещущие, как у девственницы, дергающие, как у боксера, - у кого мытые, у кого

надушенные, у кого ни то ни другое). Орудие пытки — блиц фотоаппаратов. «Сап I take a picture?» «With

you now», «Here please», «Once more»*, «Еще много, много раз...»

21:35. Симфония передается через громкоговоритель. Трансляция звучит, как хороший (или заезженный) компакт-диск. И мотивчики обычно знакомы. Не прослушаны ли уже все симфонии за кулисами?

22:11. Все кончилось. Толпа исчезает. Coctail-party? Продолжение вопросов, заданных перед обедом? Ужин?

Друзья дома? Фирмы, импозантные фигуры, фотографы? Лица, напоминающие маски, скрывающие

статистов. «Не пьете вина?» «Как же так?» «Бедный...» Или, обычное: «Куда завтра?» и -(с восторгом): «Вы

счастливчик! И далее: «У вас что, всюду такой успех?» «Как я мечтаю, чтобы моя дочка тоже стала

музыкантом! Напишите ей что-нибудь в альбом».

Почему все это продолжается так долго? Первоначальная расположенность к легкой беседе утрачена.

Усталость берет верх. В придачу нервозность в ожидании ночного разговора. (С кем ныне? Наверное, увы, опять с самим собой...)

* Можно сделать снимок?.. Теперь с вами... Пожалуйста, здесь... Еще раз... (англ.) 99

0:58. Возвращение в гостиничный номер. От звонка, как и предполагалось, - никакой радости. Последствия

совсем другие. Телефон и не думает умолкать. В Лос-Анджелесе время как раз послеобеденное и кому-то

необходимо узнать, что я буду играть 9-го июня 1999 года в 21:19.

Складывается чемодан. Теперь у нас уже в распоряжении две подушки, зато слышна сирена скорой помощи.

Последняя, к счастью, торопится не к вам. Морфей, в отличие от сирены, медлит. Его прихода остается