Обертоны

энтузиастами фестиваль то и дело обнаруживал коварные провалы в самодеятельность. Выбранные для

выступлений места, время начала, реклама — во всем не хватало профессионального опыта.

Когда мы вечером, выступая в церкви, начали концерт Тринадцатым квартетом Шостаковича, в

непосредственной близости от сцены пронзительно затрезвонил телефон. Раз, другой, третий, четвертый.

Напряжение этой музыки, проникнутой ожиданием неминуемой смерти, исчезло бесповоротно. Мне не

оставалось ничего другого, как прервать выступление. После того, как все двери были с шумом захлопнуты, мы приступили ко второй по-88

пытке. Уже после концерта мне пришло в голову, что я уже однажды пережил подобную ситуацию.

Вспомнилась фраза из учебника обществоведения студенческих времен: «Два мира, две системы, два образа

жизни». Ничего подобного, мир один и тот же. Звонок телефона всегда означает сбой: в разговоре, в

чувствах или в мысли. Телефон, быть может, полезен во многих областях жизни, — музыке он не нужен.

Ordinario*

Дни и ночи в уединенной части планеты, под никогда не темнеющим августовским небом Арктики, заставляли меня снова и снова задумываться о ритме обычной концертной жизни, несравнимой со здешним

покоем. В самом деле, можно, вслед за Арно Грюном, говорить о «нормальности безумия».

Кристоф фон Дохнаньи сказал мне как-то полу всерьез, полу в шутку: «Ни одна собака нашего ритма жизни

не выдержит — сбежит». Печально, но правда...

* Повседневность (итал.)

Будни

Пробуждение... Кошмары толпятся у выхода. Чье сегодня превосходство? Кому отдается предпочтение?

Немому крику? Гадюке? Удушению? Вам, господин Утопленников? Или вам, mademoiselle Недотрожкина?

Декорация — винтовая лестница без начала и конца — олицетворяет безнадежность. Всюду нагие артисты, трупы...

Вчера увиденная постановка Роберта Уилсона, как всегда насыщенная медленными, отточено корявыми

движениями персонажей, задает тон угасанию мира грез... Постепенно возникающий в сознании свет дня

сопровождаем оглушающей волной едва слышной музыки. Последняя решительная попытка уйти от

преследователей заканчивается тупиком: спасительное движение совершенно невозможно, — все части тела

застыли, голос пропал, дышать нечем. Рука под подушкой, голова под одеялом. Ничему не дано

пространства. Все за-

91

перто, заколочено и неприступно, как государственные границы. И только приходя в себя, ощущаешь, что

еще недавно столь неумолимо реальный железный занавес (до сих пор, правда, давящий своей тяжестью в

до боли знакомом Шереметьево), отдалявший миры друг от друга, все еще стоящий на пути к друзьям, - что

там, что здесь - этот псевдосимвол идеологии, принадлежности, разделения, — постепенно теряет свои

очертания.

«Всего лишь сон». Очередной страшный сон.

Реальность возвращается, тени исчезают. Незнакомый гостиничный номер вечером все-таки «обманул»

своей темнотой. Шторы на окнах остались приоткрытыми и теперь пропускают лучи утреннего солнца.

День заявляет о себе ускоренным движением транспорта в сочетании с нарастающим шумом водопровода за

стеной. Становится ясно, что пора вставать, завтракать, работать, писать, звонить, и... торопиться в

аэропорт.

Школьные годы давно позади, и все же свет зари напоминает об уже тогда навязанной необходимости

просыпаться. Отголосок давних лет. На часах 6:38... Боже мой, счастливцы, у которых есть еще время

потягиваться, грезить, любить...

Бывает, конечно, и по-другому.

Неземным медленным шагом вступающая или упархивающая Аврора решительно прогоняется, призванная

к порядку то ли телефоном, то ли будильником (треножником фабрики «Слава»?!). Техника заявляет о себе, оспаривая право на мечтательность. «Пора, мой друг, пора» прозаически переводится: «Надо, Федя, надо»...

Ее превосходительство

92

Точность выкладывает козырный туз перед утренней феей. Поднятая до небес Futura с электронной

гордостью заявляет о своем главенстве. Ей не до сантиментов.

Седьмое ноября. Когда-то, еще недавно — подобный аксиоме политический праздник в Советском Союзе.

День начинается, суета преобладает: укладка чемодана, перенесение на бумагу (вечерних, ночных, иллюзорных) идей, чтение газеты, правка рукописи (этой!), просьба вызвать такси, две ложки сахара в кофе, оплата счетов за гостиницу. Параллельно прокручивается «магнитофонная» пленка: ему — позвонить, ей —

сказать, это — посмотреть... (Him, her, to do, not forget, il y a des choses, comme toujours...)*

7:49. Все позади. Едешь в аэропорт, сидишь за столом в транзитном зале (с карандашом, ручкой, резинкой), пытаешься зафиксировать уже убежавшие, потерянные мысли; мчишься сломя голову сквозь Duty Free в

обреченной на неудачу попытке купить что-то осмысленное для себя, для друзей в очередном городе, для

дома и семьи к Рождеству... И хотя чемодан уже собран и сдан, предыдущий вечер продолжает настойчиво