Обертоны

ждать, тупо уставившись в телевизор (CNN) или игриво (лишь на старте) подсчитывая в уме баранов. Как я

устал! Тем не менее приходится завести будильник на 6:40. Призвание обязывает. А Музыка, которую

исполняешь, ведь «та-ак прекррр-ас-на!»

Хлеб насущный

Hемецкий город Билефельд. Какая-то женщина долго стоит за кулисами. Наконец, до нее доходит очередь.

Все, как обычно: «Пожалуйста, автограф. Вы так чудесно играли, я этого никогда не забуду».

Следующая фраза однако ошарашивает: «Скажите, пожалуйста, что вы сегодня ели на обед?» и настойчивее: «Нет, не смейтесь — это очень-очень важно!»

До сих пор не знаю, нужно ли было ответить, сколько калорий я проглотил или объяснить даме: что

настоящий художник должен всегда оставаться голодным?

В толпе

Hью-Йорк. Пересекаю по диагонали 57-ю улицу. Внезапный мощный толчок в спину, и я лечу на землю.

Виновник, негр на велосипеде, едет дальше, меня же еще и проклиная. Преодолев первый шок, пытаюсь

определить, все ли кости целы. На локте зияет открытая рана, ладони кровоточат. Толпа не реагирует, в этом

городе ко всему привыкли. Один-единственный человек останавливается, озабоченно достает из сумки

флакон с туалетной водой и протягивает мне в качестве дезинфицирующего средства. Я благодарю и

пытаюсь воспользоваться его любезностью. При этом мой спаситель смотрит мне в лицо и в изумлении

спрашивает: «Are you Gidon Kremer?»* Я киваю. Человек оказывается альтистом из Бостона. Не забыв

вежливо добавить обычное nice meeting you,** он продолжает свой путь.

* Вы — Гидон Кремер? (англ.)

** Приятно встретиться с вами (англ.)

102

Ясно, что напротив Карнеги-Холла можно легко быть узнанным и без скрипичного футляра. Дикие

велосипедисты никакого отношения к этому обстоятельству не имеют.

Зеркало в зеркале

Ленинград. Гостиница «Европейская». Пообедав, возвращаюсь в номер с надеждой отдохнуть перед

концертом. В лифте — знакомое лицо. Память моментально подсказывает: да это же замечательный актер

Евгений Леонов. Заговаривать бесполезно: мы не знакомы, — к тому же, он все равно занят самим собой.

Мне остается лишь наблюдать... Леонов, кажется, не замечает, что в лифте кроме него кто-то есть, и, глядя в

зеркало, произносит со всей присущей ему убежденностью: «Жирный, как свинья!» Исподтишка

наслаждаюсь ролью невольного слушателя и думаю: «У каждого свои послеполуденные заботы».

Маскарад

Германия. С Олегом Майзенбергом мы едем автострадой из Гамбурга в Бремен на концерт. Ни на минуту не

прекращающаяся метель вызывает безумный автомобильный хаос на дороге. Из-за плохой видимости ехать

приходится чрезвычайно осторожно. Мы почти опаздываем, но все же поспеваем к началу. От репетиции

приходится отказаться. Публика давно в зале. Наши чемоданы с концертным гардеробом остались во второй

машине, устроитель концерта застрял в пробке. Начинаем выступление в дорожной одежде и после

антракта, переодевшись в подоспевшие фраки, вызываем в зале дополнительные аплодисменты. Приходим к

заключению, что «маскарад» для публики, которая тоже по-праздничному нарядна, все же немаловажен.

Фальстарт

Mосква. Накануне концерта в Большом зале консерватории — генеральная репетиция в Доме художника.

Мы с пианистом Андреем Гавриловым основательно готовимся и до последней минуты репетируем у меня

дома, на Ходынке. Незадолго до нашего ухода звонит телефон. Сообщают, что завтрашнюю репетицию

перенесли на более ранний час, так как Большой зал нужен Госоркестру СССР. Новость отвлекает, но

выхода нет, приходится соглашаться, хотя это и вызовет дополнительное напряжение.

Андрей идет прогревать машину, мне еще нужно переодеться. Настроение хорошее, работа шла удачно, мы

довольны друг другом. Шесть часов вечера, время подгоняет, нужно ехать, концерт скоро! Москва, пока не

знавшая автомобильных пробок, была пустынна, на улицах почти нет машин. Здесь мы еще не испытывали

нервозности, которая впоследствии будет овладевать нами в предконцертные

106

часы повсюду в такси, — от Парижа до Мехико-Сити. Завидное состояние.

В концертном зале нас отводят на сцену. Там стоит новехонький Steinway. Что за чудо, откуда, почему

именно здесь? Хотим ли мы поиграть? Да в общем-то, нет, мы уже дома вдоволь репетировали. Тогда, может быть, чаю? С удовольствием.

Организаторы не всегда думают о потребностях исполнителей, например, о том, что они могут испытывать

жажду. Мне кажется, что я даже открыл своего рода закономерность: чем больше зал, чем известнее

фестиваль, тем меньше шансов на внимание к музыкантам. Например, — Зальцбург. Минеральная вода в

артистической — почти чудо. В дни фестиваля нарядные бутылки услаждают туристов и украшают

бесчисленные рекламные плакаты, выпускаемые торговыми фирмами. А музыканты вынуждены играть с

пересохшим горлом.