Читаем Обертоны полностью

шое спасибо», или (уважительно) «Вы были великолепны!»

А как вам понравится следующее:

«Видал, как у меня здорово получилось?» или:

«Слава Богу, справились».

Вот избранное из услышанного:

«...почему гобоист вступил так поздно, я ведь ему говорил еще на репетиции...»

«Sorry... Простите, я в конце поспешил...»

«Ничего было, но каденция мне все равно не нравится».

«Невозможная публика: так шумно и этот кашель!..»

«Рояль расстроен и зал ужасный!»

А можно ли представить, что это рукопожатие означает просто:

«Добрый вечер!» или: «Напомните еще раз, как вас зовут? Я снова позабыл».

«...приятно было познакомиться, к сожалению, я не говорю по-французски».

«Разве это не лучший концерт всего турне (сезона, жизни)?»

Есть варианты для исполнителей самоотверженных и самовлюбленных; и как часто встречаются ситуации, в

которых приведенные слова соответствуют обстоятельствам, игре, уровню исполнения.

Прежде чем покинуть подмостки, вспоминается всякое, что случалось пережить на авансцене (Евгений

Мравинский сравнивал ее с гильотиной). К примеру, в Вашингтоне. В программе стоял концерт Бетховена.

Путешествуя по Америке, я хоть и играл его с Английским камерным оркестром уже в

117

десятый раз, волнение по-прежнему не покидало. Бетховен все же, концерт концертов. Дирижер сэр Чарльз

Макеррас с его консервативной манерой не вызывал у меня большого восторга. О вдохновении следовало

заботиться самостоятельно, находясь как бы на самообслуживании. Закрыв глаза, в надежде на то, что муза

посетит меня в темноте, я несколько секунд пребывал вне времени. Но вскоре мой взгляд скользнул поверх

пульта и наткнулся на... собаку в первом ряду партера! В ужасе я попытался сосредоточиться на нотах. Кто

знает, что еще может произойти. Откуда мне было в тот момент, посреди исполнения, знать, что в Кеннеди-центре есть места для слепых?

Следующий эпизод — тоже из разряда мелочей — разыгрался в Риме, во время выхода на аплодисменты.

Внезапно я увидел, что мужчина в первом ряду держит плакат: «Lai dzîvo brîva Latvia» — «Да здравствует

свободная Латвия». Здесь что, демонстрация? Меня хотят втянуть в политику? Или рядом с собором св.

Петра, вдали от родины, живет преемник латышского президента? Странные мысли проносились в голове.

Но главное: какое все это имело отношение к Альбану Бергу? Нет, невзирая на всю симпатию к свободной

Латвии (моя родина получила статус независимого государства лишь спустя несколько лет), я не испытывал

в тот момент ни малейшего патриотизма.

Если забыть о собаках и демонстрациях, речь идет чаще всего о привычных происшествиях:

— фрачный пояс сваливается на глазах у публики;

— рвутся струны. Что делать? Наверняка вам слу-

118

чалось это видеть и некоторые думали: «Бедняга, вот не повезло». Но и: «Ну, он видно не очень-то готовился к концерту. А цены на билеты, между прочим, не маленькие!» Тот, с кем произошла авария, в этот

момент лихорадочно соображает: «Может быть, удастся дотянуть до конца? Часто ли мне будет нужна эта

струна?» Паганини-то доигрывал собственные сочинения, и кто знает, как он там выкручивался!

«Попробовать одолжить у концертмейстера его скрипку? Что у него за инструмент? И даст ли?» Известны

случаи, когда солист в аналогичной ситуации получал от концертмейстера отказ.

Но и получив другой инструмент, вы бываете как правило поражены звучанием: «Боже, я не могу извлечь

ни одного нормального звука отсюда! Как только играют на этом ящике? Подбородник ужасный и давит к

тому же немилосердно. Скрипка не настроена. Что теперь?»

В лучшем случае публика вне себя от восторга. «Смотри, он и на чужом инструменте может играть». Случай

в Танглвуде с японкой Мидори, у которой на одном концерте лопнули сразу две струны, облетел всю

мировую прессу и даже послужил ей дополнительной рекламой. У экзальтированно играющего Миши

Майского однажды порвались три струны. Зато после концерта, во время ужина этот вечно повторяющийся

вопрос: «Вы были готовы к чему-то подобному? Заранее готовите запасные струны, смычок?» Должен, к

сожалению, разочаровать. Хотя Миша нынче и выходит на сцену с аккордом струн, как бы говоря:

«Посмотрим, кто кого сегодня — я их или они меня...». На самом деле чувст-119

вуешь себя как бы зажатым автоматической дверью. Или же: осколки стакана на полу, содержимое на

брюках. (И то и другое лично и неоднократно испробовано.) Короче говоря, ситуация аварийная.

Еще хуже, если играешь не с оркестром, а соло или с одним партнером. Тут на поддержку рассчитывать не

приходится. Пианист, услышав дребезжание порванной струны, делает кислое лицо и хладнокровно

продолжает играть. А ведь катастрофа происходит без малейшей вины со стороны исполнителя. Для

скрипача в такой ситуации прощание с публикой — пусть и на пять минут — неизбежно. В Берлинской

филармонии мы с Андреем как-то исполняли сонату Шостаковича. Во время одного громкого пассажа у

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии