меня лопнула струна. Наутро в газете я нашел следующее: «Партнеры испытывали взаимные трудности в
установлении контакта друг с другом. В середине исполнения один из них вынужден был покинуть сцену, второй последовал за ним. Моя соседка заметила: будем надеяться, они не подерутся». Музыкальные
критики все-таки добросердечные люди.
Но истории о лопнувших струнах — это лишь один пункт в перечне возможных сценических несчастий.
Инструменты всегда в опасности. Правда, не каждая аварийная ситуация непременно заканчивается плохо.
Воспоминание детства: Святослав Рихтер играл в Риге три последние сонаты Бетховена. В середине
исполнения у рояля отвалились педали. Вызванный настройщик улегся под Steinway как механик под
автомобиль, после чего Рихтер сыграл все с начала. Повторение, доставившее насто-120
ящее удовольствие самому художнику, произвело еще большее впечатление.
Смычки. В Штуттгарте в Liederhalle мы вместе с Мартой Аргерих исполняем сонату Шумана и уже дошли
до финала. Внезапно замечаю, что волосы смычка буквально усыпали гриф. Первое впечатление, будто они
все вывалились. Тут обнаружилось, что смычок - к тому же Hill, недавно купленный в Лондоне за немалые
деньги и еще не застрахованный — просто сломался. Романтичность исполняемой музыки не помешала
трезво осознать потерю.
А вот и еще:
— Скрипящий пол. Где именно?
— Софит ослепляюще светит в глаза. Во время репетиции он был где-то в другом месте.
— Стул партнера, регулярно издающий скрежет. Неужели публика ничего не слышит?
— Шум за сценой. Почему никто не следит за порядком!
— Проезжающие поезда, метро, трамваи. Что было построено раньше — Карнеги-Холл или громыхающая
под ним линия экспресса JFK-57 Street? Исключение? Скорее, правило. Скорая помощь, пожарные машины
(и не только в Нью-Йорке) сопровождают мир музыки. Не забыть многоэтажные автостоянки около залов и
студий звукозаписи. Правда, кого это, кроме музыкантов, волнует.
— Оператор телекамеры, он мельтешит перед глазами в поисках особо выигрышного кадра и не всегда
заботится о том, чтобы избежать прямого физического соприкосновения с исполнителем. У изобретателей
объективов и объективами управляющих —
121
свои приоритеты. Их техника обладает невероятной остротой зрения. К сожалению, не слухом. Продолжим
«список»:
— Слишком высокий или слишком низкий нотный пульт, родной брат слишком высокой или слишком
низкой табуретки пианиста.
— Перелистыватели нот, которые регулярно переворачивают страницы партитуры раньше или позже
положенного. Сколько раз говорилось устроителям: нужен кто-то, кто умеет читать ноты!
— Очаровательные детишки, посаженные заботливыми родителями в первый ряд и неутомимо отбивающие
ножками какой-то алеаторический такт.
— Запоздавшие слушатели, медленно отходящие от стресса. А также те, которым во время последних
аккордов важнее всего без очереди получить пальто в гардеробе.
Нет, поистине: сцена — одно из неуютнейших мест на свете. Кто не верит мне на слово, пусть проверит на
практике.
Пацифизм, юмор и музыка
Путешествие из Мюнхена в Испанию началось с досадной неожиданности. Вскоре после того, как самолет
набрал высоту и нам принесли обед, послышался шум — какой-то странный свист. Самолет трясло, лица
стюардесс и стюардов выражали панический страх, как они ни старались его скрыть. Они носились по
проходам, собирая бутылки и подносы. Пассажиров попросили подготовиться к посадке. Зажглись
таблички: «Не курить».
Примерно через двадцать минут испуганные пассажиры увидели под ногами цюрихский аэропорт Клотен.
Напряженное молчание. Из кабины пилота никакой дополнительной информации не поступало. Вид
приближающейся посадочной полосы с пожарными и санитарными машинами принес некоторое
облегчение, но все еще никто не имел представления о том, что было причиной вынужденной посадки. Это
стало известно лишь позже. Самолет терял топливо; вытекая, оно могло по-123
пасть на какую-нибудь горячую поверхность, — видимо, такая опасность была велика. Сутки пришлось
ждать, прежде чем можно было лететь дальше в Мадрид.
Наша программа заканчивалась «на бис» специальным номером. «Фердинанд», произведение английского
композитора Алена Риду для скрипки и чтеца, сопровождал нас во многих странах. Актерский талант Елены
и ее способности к языкам оказывались незаменимы. Успех сочинению был обеспечен на немецком, французском, итальянском и даже на родном ему английском.
Только не в Испании. Герой истории Фердинанд был юным миролюбивым бычком, предпочитавшим битвам
цветы. Он был, так сказать, пацифистом. То, что во всем мире казалось трогательным или даже забавным, иные испанские слушатели сочли едва ли не оскорблением традиции корриды. Некоторые поклонники
музыки (или боя быков?) с возгласами возмущения покинули зал. Они решили, что мы просто над ними