Читаем Обертоны полностью

меня лопнула струна. Наутро в газете я нашел следующее: «Партнеры испытывали взаимные трудности в

установлении контакта друг с другом. В середине исполнения один из них вынужден был покинуть сцену, второй последовал за ним. Моя соседка заметила: будем надеяться, они не подерутся». Музыкальные

критики все-таки добросердечные люди.

Но истории о лопнувших струнах — это лишь один пункт в перечне возможных сценических несчастий.

Инструменты всегда в опасности. Правда, не каждая аварийная ситуация непременно заканчивается плохо.

Воспоминание детства: Святослав Рихтер играл в Риге три последние сонаты Бетховена. В середине

исполнения у рояля отвалились педали. Вызванный настройщик улегся под Steinway как механик под

автомобиль, после чего Рихтер сыграл все с начала. Повторение, доставившее насто-120

ящее удовольствие самому художнику, произвело еще большее впечатление.

Смычки. В Штуттгарте в Liederhalle мы вместе с Мартой Аргерих исполняем сонату Шумана и уже дошли

до финала. Внезапно замечаю, что волосы смычка буквально усыпали гриф. Первое впечатление, будто они

все вывалились. Тут обнаружилось, что смычок - к тому же Hill, недавно купленный в Лондоне за немалые

деньги и еще не застрахованный — просто сломался. Романтичность исполняемой музыки не помешала

трезво осознать потерю.

А вот и еще:

— Скрипящий пол. Где именно?

— Софит ослепляюще светит в глаза. Во время репетиции он был где-то в другом месте.

— Стул партнера, регулярно издающий скрежет. Неужели публика ничего не слышит?

— Шум за сценой. Почему никто не следит за порядком!

— Проезжающие поезда, метро, трамваи. Что было построено раньше — Карнеги-Холл или громыхающая

под ним линия экспресса JFK-57 Street? Исключение? Скорее, правило. Скорая помощь, пожарные машины

(и не только в Нью-Йорке) сопровождают мир музыки. Не забыть многоэтажные автостоянки около залов и

студий звукозаписи. Правда, кого это, кроме музыкантов, волнует.

— Оператор телекамеры, он мельтешит перед глазами в поисках особо выигрышного кадра и не всегда

заботится о том, чтобы избежать прямого физического соприкосновения с исполнителем. У изобретателей

объективов и объективами управляющих —

121

свои приоритеты. Их техника обладает невероятной остротой зрения. К сожалению, не слухом. Продолжим

«список»:

— Слишком высокий или слишком низкий нотный пульт, родной брат слишком высокой или слишком

низкой табуретки пианиста.

— Перелистыватели нот, которые регулярно переворачивают страницы партитуры раньше или позже

положенного. Сколько раз говорилось устроителям: нужен кто-то, кто умеет читать ноты!

— Очаровательные детишки, посаженные заботливыми родителями в первый ряд и неутомимо отбивающие

ножками какой-то алеаторический такт.

— Запоздавшие слушатели, медленно отходящие от стресса. А также те, которым во время последних

аккордов важнее всего без очереди получить пальто в гардеробе.

Нет, поистине: сцена — одно из неуютнейших мест на свете. Кто не верит мне на слово, пусть проверит на

практике.

Пацифизм, юмор и музыка

Путешествие из Мюнхена в Испанию началось с досадной неожиданности. Вскоре после того, как самолет

набрал высоту и нам принесли обед, послышался шум — какой-то странный свист. Самолет трясло, лица

стюардесс и стюардов выражали панический страх, как они ни старались его скрыть. Они носились по

проходам, собирая бутылки и подносы. Пассажиров попросили подготовиться к посадке. Зажглись

таблички: «Не курить».

Примерно через двадцать минут испуганные пассажиры увидели под ногами цюрихский аэропорт Клотен.

Напряженное молчание. Из кабины пилота никакой дополнительной информации не поступало. Вид

приближающейся посадочной полосы с пожарными и санитарными машинами принес некоторое

облегчение, но все еще никто не имел представления о том, что было причиной вынужденной посадки. Это

стало известно лишь позже. Самолет терял топливо; вытекая, оно могло по-123

пасть на какую-нибудь горячую поверхность, — видимо, такая опасность была велика. Сутки пришлось

ждать, прежде чем можно было лететь дальше в Мадрид.

Наша программа заканчивалась «на бис» специальным номером. «Фердинанд», произведение английского

композитора Алена Риду для скрипки и чтеца, сопровождал нас во многих странах. Актерский талант Елены

и ее способности к языкам оказывались незаменимы. Успех сочинению был обеспечен на немецком, французском, итальянском и даже на родном ему английском.

Только не в Испании. Герой истории Фердинанд был юным миролюбивым бычком, предпочитавшим битвам

цветы. Он был, так сказать, пацифистом. То, что во всем мире казалось трогательным или даже забавным, иные испанские слушатели сочли едва ли не оскорблением традиции корриды. Некоторые поклонники

музыки (или боя быков?) с возгласами возмущения покинули зал. Они решили, что мы просто над ними

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии