Обертоны

сопровождение ее было не более чем чтением нот при посредстве скрипки. Странным образом оно, казалось, удовлетворяло Джиджи. Это изумило меня, хотя и стало некоторой временной поддержкой.

Очередная проблема возникла в связи с размером произведения. К этому времени в пьесе было девять

страниц сольного текста. Когда и как нужно было их переворачивать? Как установить на пульте? Ноно

намерился разделить эпизоды. Ввиду столь непродолжительного знакомства с материалом, с моей стороны

было почти наглостью пытаться вторгнуться в его детище. Однако оба мы стремились избежать и того, чтобы эпизоды, которые в нотных листах в соответствии с композиторской логикой шли друг за другом, оказались расчленен -

246

ными формальным порядком страниц. Джиджи потребовал ножницы, и мы занялись делом. Части моей

сольной партии были разрезаны. Сначала у нас в руках оказалось пять, потом шесть фрагментов. Live-электроника должна была акустически «поддерживать» мою игру в различных точках зала. Задача

подготовленной записи-ленты заключалась в создании полифонического диалога между записанным

голосом скрипки и тем, который звучит непосредственно во время исполнения. Общее же звучание с

помощью динамиков, установленных по всему залу и ими управляющей аппаратуры, можно было заставить

«ходить по кругу».

Вспомнилось: «Движение — цель». Эту заповедь можно было бы отнести не только к названию пьесы «La Lontananza-nostalghica-futurica»*, но и ко всей истории ее возникновения, понимаемого как движение поиска

в пространстве Времени. Представлялось всего лишь логичным слиться с этим «Движением» и мне самому.

В моем давнем юношеском увлечении театром Джиджи мог убедиться на примере почти каждого из моих

предложений, независимо от того, касалось ли это расстановки пультов или моего движения между ними.

Для концовки мне показалось осмысленным сразу же после последнего, подхваченного электроникой

долгого звука, покинуть зал...

К моему великому изумлению, некоторые из моих предложений, сымпровизированных (и осуществленных) только для себя и для данного исполнения, я впоследствии обнаружил в печатном тексте этого

произведения.

* «Томительная даль будущего...» (итал.)

247

Каждый из нас был настолько втянут в этот процесс, что мы просто не заметили, как работа и время

превратили нас в сыгранный ансамбль. Все участники были вдохновлены этим внезапным Становлением, каждый старался претворить в жизнь малейшее желание Ноно как можно эффективней. И о временном

аспекте мы теперь тоже получили ясное представление: сочинение длилось примерно 45 минут. Затем

случилось нечто неожиданное: композитор внезапно предложил сыграть на следующий день, во время

премьеры пьесу без магнитной пленки! Его смущало вечное коварство электроники. Я изо всех сил

сопротивлялся, и не только потому, что чувствовал себя неуверенно. Ни за что не хотелось отказываться от

целого слоя музыки, который так меня вдохновил, и в котором Джиджи высказывался так убедительно.

Решение этого вопроса было перенесено на день концерта. По мнению Ноно, у нас была масса времени: почти девятнадцать часов до премьеры! Изрядно истощенные работой, взволнованные, мы в полночь

покинули зал.

Генеральная репетиция на следующий день переубедила Джиджи. К счастью. Сочетание сольного звучания

с пленкой теперь его устраивало. Мы поработали над поиском лучшего баланса, лучших переходов между

скрипкой и множеством обыгрывающих ее голосов. Были заново, более оптимально склеены ноты, размещены по залу динамики. Имело значение и правильное освещение — пьеса требовала полной

сосредоточенности, мы были едины в том, что темнота должна помочь концентрации на тишине. Остаток

времени у меня ушел на то, чтобы лучше освоить свою партию.

248

Вечером во время премьеры я был в высшей степени собран. Джиджи то и дело устраивал мне сюрпризы, модулируя уровень звука, интенсивность которого порой заставляла меня забывать, что главным (по автору) должно было быть ощущение тишины. Возражать было бессмысленно. Ноно сам сидел за пультом, и, в

конце концов, это было его произведение. У нашего диалога сложился собственный словарь, обеспечивавший двусторонние импульсы. Постепенно возникало ощущение сыгранного дуэта. Реакция зала

подтвердила наши ощущения — премьера удалась. Ноно создал, избежав какого бы то ни было пошлого или

избитого звука, никогда прежде не слышанную, неслыханную музыку.

На следующее утро в Филармонии в рамках мини-фестиваля Ноно (уик-энда, посвященного ему) должен

был состояться очередной концерт. Накануне, где-то ночью Джиджи затеял бурную, хотя, видимо, принципиальную дискуссию с коллегой-композитором, который должен был дирижировать в нем. Ноно был