Читаем Обертоны полностью

даже у наиболее самовлюбленных артистов. А у тех, кто пределов не знает, свои общества уже есть.

Пора очнуться!

3амкнутость музыкальной среды — чаще проклятье, чем благословение — почти никогда не нарушается.

Большинство наших собеседников тоже музыканты, — бывшие и будущие. Мы следим за жизнью

музыкантов — читаем биографии, письма, обсуждения; нередко опускаемся до уровня сплетен или бытовых

анекдотов. Мы живем среди музыкантов не только потому, что работаем вместе, но и потому, что дружим с

ними и даже вступаем в брак внутри этой же среды. Выйти за ее пределы, в круг более общих интересов

трудно. Некоторым, тем не менее, удаются вылазки в смежные области. Например, Валерию Афанасьеву и

Альфреду Бренделю в литературу, Дитриху Фишер-Дискау и Пласидо Доминго в живопись. Бывают звезды, пристально следящие за рынком акций или интересующиеся политикой.

И я тоже пребываю, главным образом, в мире звуков, почти не имея возможности выйти за рамки

309

его и посвятить себя другим интересам иначе, чем в мыслях. Наверно, представители многих других

профессий — врачи, актеры, ученые — поражены тем же недугом.

Но собственную боль поневоле чувствуешь острее, хоть ее симптомы и хочется порой подавить, вытеснить

из сознания. Я испытываю постоянную потребность — выглянуть за пределы своей замкнутости,

попытаться охватить мир в его единстве.

И это означает еще: делать хоть что-то для людей, которые нуждаются в нас: для страдающих, голодных, одиноких. Так мы можем помочь и самим себе. Открываясь внешнему миру, мы смягчаем про-фессиональную ревность, от которой страдаем, восполняем недостаток знаний, угнетающий нас, преодолеваем одиночество, порождаемое сосредоточенностью на музыке.

Пора очнуться!

Драма дарования

Как-то раз в самолете я увидел в руках соседа книгу Алисы Миллер под заглавием «Драма одаренного

ребенка». В тот момент тема была мне не вполне ясна; однако само по себе название книги казалось

многообещающим, — оно напомнило мне о собственных трудностях; знакомый, но забытый мир

представился моему воображению. С того момента я стал следить за публикациями в этой области, все

читал и во многих книгах узнавал самого себя — маленького мальчика, который благодаря дарованию, а

также давлению, оказанному любящими родителями, стал скрипачом. В семье царила атмосфера всеобщей

любви к музыке, и все же я чувствовал принуждение со стороны родителей; мой жизненный путь оказался -

как я нередко сам формулировал — «предначертан еще до моего рождения». С годами мне стало очевидно, что многие мои интересы остались неудовлетворенными и многое в моей натуре оказалось подавленным

или

311

непонятым. Это был террор, - террор принуждения к работе, к порядку, к достижению некоего идеала, к

завоеванию успеха. И все же, — может быть, благодаря той же одаренности, — мне в конце концов удалось

найти собственный характер, понять и развить его. При этом большое значение имели щедрое сердце

матери, душевная привязанность ко мне отца (при всей его строгости), любовь бабушки и уникальность

дедушки как личности. Часто я замыкался в молчаньи, но неизменно возвышал голос, если чувствовал, что

обязан отстаивать свои интересы, будь те баскетбол, скрипичный репертуар, кино, выбор друга или подруги.

Я упрямо отказывался быть лишь тем, что от меня ожидали. Со временем мне удалось наперекор всем — до-му, школе, стране — обрести собственный голос, — он был не таким, какого от меня ждали, но — собственный. Надо сказать, упорство, необходимое для выживания «я», было своего рода подарком. Многие дети

гибли и теперь еще погибают, потому что они подчиняются ожиданиям родителей, учителей, менеджеров, критиков. Недостаток фантазии, самостоятельности и воли, сложность жизненной борьбы часто ведут к

подражательности, скованности, подчинению всякого рода предрассудкам. Так как многим нехватает

творческой силы или они. что еще хуже, усваивают и распространяют на других насилие, жертвой которого

были сами, — они, едва оказавшись у власти, навязывают ученикам, публике, собратьям некий средний

уровень исполнительства и соответствующие моральные принципы (вспомним о членах жюри ряда

конкурсов).

312

Речь здесь не о том, чтобы обвинять кого-то или, того хуже, упиваться жалостью к самому себе, проливая

слезы по поводу несбывшихся надежд, пережитого насилия или болезненного опыта. Эта по-своему роковая

ошибка опасна, хоть и на иной лад, ибо неизбежно вызывает к жизни новые комплексы, сужая жизненное

пространство. Не чувство вины, а понимание корней проблемы помогает развязать роковые узлы. При этом, правда, новые опасности подстерегают тех, кто полагается на терапевтические возможности разных

психоаналитических систем — даже таких, как система Алисы Миллер и ее приверженцев: каждая из них

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии