Обещание

Было, к счастью, решено, что гроб будет закрытым, слишком жестоко пострадала погибшая, и они с суровой торжественностью, влекомые накатывающей волнами органной музыкой, вносят его в церковь и бережно ставят в передней части, ногами в нужную сторону. Гроб сейчас под белым покровом, звучат необходимые слова на латыни, кладутся цветы, ритуальные жесты множатся, курения, гимны, молитвы – все направлено на тело в гробу, сопровождает его в пути. Куда? Это, похоже, пока еще вопрос, поэтому услышь нас, Господи, смилуйся, молим Тебя, над душой сестры нашей Астрид, избавь ее от Чистилища, по крайней мере от долгого пребывания там, и уж точно от другого места. Она настрадалась достаточно, она не заслужила худшего.

Отец Бэтти избрал своей темой историю Каина и Авеля. Сегодня вечером он настроен глубокомысленно и праведно, чему способствовало вчерашнее, когда этот бродяга у него на глазах мочился в цветочную клумбу около церкви. Воистину варварство у наших врат, сатанинский темный потоп угрожает брегам нашим, и так далее и тому подобное.

Глас благочестивого отца весьма звучен, событие требует трагического регистра. Я должен вам признаться, братья и сестры, что порой не ведаю, где мы обитаем, в Эдеме или в земле Нод. Наша прекрасная, изобильная страна выглядит как Рай. Но бывает так, и сейчас одна из этих минут, когда охватывает чувство, будто мы изгнаны, будто мы скитальцы среди семени Каинова, будто Господь отвратил от нас Свой лик… Он продолжает в этом же духе, но кто может долго такое слушать, моральная нота слишком высока для человеческого уха, а голос у него к тому же слегка писклявый. Он немного перевозбужден – похоже, потому, что не получается полностью подавить неприятную мысль, которая так и не ушла, мысль о том, чего он не сделал. Гораздо проще винить Каина! Большинство испытывает облегчение, когда он закругляет метафору, призвав собравшихся быть сторожами брату своему и вернуться в священные пределы первоначального сада, где, несомненно, пребывает Астрид. А теперь помолимся вместе, братья и сестры.

Йа, говорит Антон в машине на обратном пути, мы живем в изгнании, в земле Нод, в Ноддиленде… Потом едут молча, скользят вперед по узкому желтому желобу, высвеченному фарами. На ферме все расходятся кто куда: Саломея идет к себе по тропинке вокруг холма, Дезире поднимается в спальню, а он проскальзывает в гостиную, к шкафчику с выпивкой. Нервам анестезия нужна.

Обернувшись, с удивлением видит, что Амор последовала за ним. Хочешь глотнуть, сестренка? Нет? Еще одно из удовольствий жизни, в которых ты себе отказываешь? Боль испытывать – это правдивей?

Нет, говорит она, присаживаясь на диван. Просто больней.

Вот именно, и без всякой необходимости. Почему ты должна вечно страдать? Ну-ка, давай я тебя обслужу. Наливает рюмку вина и подает ей. Возьми, возьми. Ослабь маленько гайки.

Она в нерешительности, но затем берет рюмку, улыбаясь крохотной кривоватой улыбкой. Такой, значит, ты меня видишь? Затянутые гайки и боль? Ничего-то ты обо мне не знаешь, Антон.

Не совсем так. Кое-что знаю. Я же был тут, когда это случилось. Молния!

Это было давно. А потом я уехала отсюда.

Он серьезно на нее смотрит некоторое время. Хорошо. Может, ты и права. Я никогда не уделял тебе должного внимания. Но мы можем это исправить. Выпьем за то, чтобы начать сызнова.

Он поднимает рюмку, пьет. Смотрит, как она осторожно делает то же самое. Потом она опять ее поднимает.

И, если ты правда так настроен, давай теперь выпьем за дом Саломеи.

Он испускает театральный вздох. Я сказал, что займусь этим.

Ты и девять лет назад так сказал.

А знаешь-ка что, говорит он, как будто ему только сейчас пришло в голову. Давай поможем друг другу. Подожди секунду. Он рывком поднимается и бросается наверх, в комнату Амор/свой кабинет, а затем спускается с земельными планами, свернутыми в трубку. Раскладывает на полу гостиной, прижимая углы бутылками со спиртным. Вот здесь, вот эта вот часть. Тук-тук-тук пальцем. С самого краю, бесполезный кусок земли. Никому не повредит.

Примыкает к церкви Алвейна Симмерса. Им может повредить.

Ну, йа. Им может. Но не нам, а все остальное не важно.

Она опять наклонила голову набок, глядит на него с любопытством. Я думала, мы говорим про Саломеин дом.

Ты правильно думала. Но мы можем встретиться с адвокатессой и убить двух зайцев…

Как заяц номер один связан с зайцем номер два?

Э-э, восклицает он, доливая себе. Раз мы сызнова начинаем, мы должны помогать друг другу!

Нет.

Гм?

Не-ет, повторяет она медленно. Нет, этого я не могу.

Но почему?

Антон, говорит она, это не баш на баш. Дом был обещан Саломее. Почему ты не хочешь отдать его ей?

Если я отдам, ты согласишься?..

Нет.

Его самообладание дает трещину, он уже сворачивает листы. Почему нет? Какой благородный мотив на сей раз?

Ты надумал продать эту часть земли, потому что хочешь насолить церкви. Это твой единственный мотив.

Это не единственный мотив, но, будь даже и так, что с того? Он в холодной ярости уже, обнажилась сталь. К этому человеку ты должна испытывать такую же ненависть, как я.

Но я не испытываю.