Обещание страсти

– Несколько раз. Я сказал им, что у нас нет комментариев и что ты сегодня улетаешь в Нью-Йорк. Я думал, это заставит их отстать от тебя и заняться слежкой в аэропорту.

– И в вестибюле отеля.

Об этом он не подумал. Какая же у нее ненормальная жизнь!

– Нужно будет позвонить менеджеру, чтобы он помог нам незаметно выбраться отсюда. Я хочу переехать в «Ритц». Там они нас не найдут.

– Возможно, но ты можешь рассчитывать на их заинтересованность завтра, если захочешь повидать Люка в тюрьме.

Она поднялась и посмотрела на него ледяным взглядом.

– Нет, не «если», а «когда». И если они захотят вести себя по-свински, пусть катятся ко всем чертям.

* * *

День медленно тянулся в полном молчании и в сигаретном дыму. Их переезд в «Ритц» прошел незамеченным. «Подарок» менеджеру в виде пятидесяти долларов воодушевил его на то, чтобы вывести их через черный ход и потом держать рот на замке. Очевидно, он так и сделал. В «Ритц» им никто не звонил.

Кассия сидела, погрузившись в свои мысли, почти не разговаривая. Она думала о Люке, о том, как он выглядел, когда его уводили, и как он выглядел в библиотеке перед этим. Тогда он был свободным человеком, в эти последние бесценные мгновения.

Она позвонила Эдварду из «Ритца» и с трудом выдержала короткий, мучительный разговор. Они оба плакали. Эдвард все время повторял: «Как ты могла так поступить?» Он оставлял слова «со мной» несказанными, но они все равно подразумевались. Он хотел, чтобы она вернулась домой или позволила ему прилететь к ней. Он взорвался, когда она отказалась.

– Эдвард, пожалуйста, ради бога, не поступай так со мной. Не дави на меня сейчас!

Она прокричала это сквозь слезы и на мгновение задумалась, почему они без конца швыряют друг в друга обвинения. Какая разница, «кто с кем так поступает». С ней так поступили, с Люком, но Эдвард в этом не виноват. И она ничего не сделала Эдварду, во всяком случае, намеренно. Их смяла неумолимая машина правосудия, и никто не может им помочь или остановить это безумие.

– Ты должна вернуться домой, Кассия! Подумай, что они с тобой там сделают!

– Они уже это сделали, и если вся история попала в газеты в Нью-Йорке, какая разница в том, где я нахожусь. Господи, я могу улететь в Танжер, и они все равно будут охотиться за мной.

– Это просто невероятно. Я до сих пор не понимаю. Кассия, бог мой, девочка, ты должна была знать, что это с ним случится. И та история про то, что он болен, ты ведь это имела в виду, не так ли?

Она молча кивнула, и он еще резче переспросил:

– Разве не так?

– Да. – Ее голос прозвучал очень тихо, он был надломленным и полным боли.

– Почему ты мне не рассказала?

– Как я могла?

Наступило долгое молчание. Оба понимали, что это правда.

– Я все равно не понимаю, как ты могла впутаться в такое дело. В своей статье о нем ты сама упоминала о возможности такого исхода.

– Ох, ну заткнись, Эдвард! Да, черт возьми, я это писала. Вот и все, писала. И перестань квохтать, как курица-наседка. Я это писала, и теперь мне причинили боль, нам обоим причинили боль. И поверь мне, ему сейчас в тюрьме намного больнее.

Последовало молчание, потом Эдвард сказал ядовитым тоном, что было так чуждо его характеру.

– Мистер Джонс привык к тюрьме, Кассия.

Она захотела немедленно бросить трубку, но не посмела. Прервав разговор, она окончательно разрушит их отношения, которые ей пусть и немного, но нужны. В некотором смысле Эдвард единственный близкий ей человек, не считая Люка.

– Хочешь сказать еще что-нибудь?

Ее тон стал почти таким же ядовитым. Ей хотелось ударить его, но не хотелось окончательно потерять.

– Да. Возвращайся домой. Немедленно.

– Я не вернусь. Что-нибудь еще?

– Не знаю, как привести тебя в чувство, Кассия, но предлагаю тебе как можно скорее приложить усилия и поразмыслить трезво над создавшейся ситуацией. Возможно, ты всю оставшуюся жизнь будешь жалеть об этом.

– Я буду жалеть, но не по тем причинам, которые ты имеешь в виду, Эдвард.

– Ты не представляешь, как такая ситуация может поставить под угрозу…

Последовала мучительная пауза. Сейчас Эдвард обращался не к ней, а к призраку ее матери. Теперь Кассия убедилась. Теперь она поняла, почему он рассказал ей о ее материи и учителе. Теперь она знает все.

– Поставить под угрозу что? Мое «положение»? Мою «значимость», как сказала бы тетя Хил? Поставить под угрозу возможность найти себе мужа? Ты думаешь, меня сейчас волнует все это? Я люблю Люка, Эдвард. Я люблю Лукаса Джонса!

Она снова повысила голос.

За три тысячи миль вдали от нее молчаливые слезы покатились по щекам Эдварда.

– Дай мне знать, если я чем-нибудь смогу помочь тебе.

Это был голос ее адвоката, ее доверенного лица, ее опекуна. Но не голос друга. Что-то окончательно оборвалось. Между ними образовалась пропасть, которая ширилась с пугающей быстротой.

– Хорошо.

Не прощаясь, Эдвард повесил трубку. Кассия долго сидела с умолкнувшей трубкой в руке, а Алехандро наблюдал за ней.