Обет без молчания

— Ты и ему не поможешь — тебя, русскую, никто слушать не будет, — и себе навредишь. Неужели не понимаешь?

Я плохо соображала тогда — эмоции захлестывали. И мне было плевать на себя, хотелось лишь одного — помочь Клаусу. Но Фредди, безусловно, был прав: своим поступком я наврежу себе. Меня мало того что больше не выпустят за рубеж, так еще могут выгнать из партии за недостойное поведение, а это клеймо не только на мне, но и на отце, идейном коммунисте и уважаемом человеке. Достанется и Ларе, что поручилась за меня, и ее супругу, и нашему гэбисту, вполне приятному дяденьке, адекватному, незлобному.

— И что же делать? — беспомощно выдохнула я.

— Не паниковать и не пороть горячку. У меня есть связи в полиции, я могу вытащить Клауса.

— Так почему ты сидишь тут, а не?..

— Я просил не паниковать, — повысил голос Фредди. — И не пороть горячку. Комиссар будет в участке завтра, я пойду к нему и попробую договориться. Если все пройдет хорошо, кузена отпустят в тот же день.

— Ты сделаешь это для него?

— Для тебя.

Я недоуменно воззрилась на Фредди.

— Ты до сих пор ничего не поняла? Надо же… — Он опустил глаза и принялся мешать сахар в кофе. Я же к своему не притронулась, ждала, что мой спутник еще скажет. И услышала то, что меня ошарашило: — Я влюблен в тебя с детства.

— Да ты меня ненавидел… с детства!

— Нет, ты ошибаешься. Ни одна девочка не вызывала у меня таких эмоций, как ты.

— Ты обзывал меня, унижал, подкидывал на подоконник всякую гадость.

— Не все мальчики могут выражать свои чувства правильно. Я из тех, кто дергает девочек за косички и задирает им юбку.

— Косички я бы тебе простила, но собачье дерьмо на голубом пальто!..

— Я был в отчаянии, не знал, как еще привлечь к себе внимание. Поначалу я вел себя прекрасно. Я улыбался тебе, желал доброго утра, но ты меня не замечала. И, между прочим, на подоконник я тебе цветы и ягоды подкладывал. Но ты думала, что это делает Клаус.

— Я тебе не верю.

— Конечно, для тебя же он свет в окне. А ты знаешь, что он не просто так залезал на клен у твоего окна? Хотел пробраться в дом, чтобы обшарить его. Наши дед с бабкой были хорошо обеспечены, если не сказать, богаты. Клаус жил у них и знал, что в доме есть тайник. Старики надеялись, что, когда закончится война, естественно, победой Германии, они снова заживут, но скончались в конце 1944 года. Умерли во сне.

— Была утечка газа, они надышались, я знаю об этом как и о тайнике. Мы вместе его искали.

— У меня же никакого шкурного интереса не было. Со временем пропала и надежда на взаимность, но я продолжал тебя любить. Пока ты лежала в больнице, я был рядом. Просиживал долгие часы на лавке в надежде увидеть тебя в окне.

— Ты обманываешь самого себя. Я заинтересовала тебя лишь потому, что была с Клаусом. Тебе же нужно было все у него отнять!

— Я полюбил тебя первым. Увидел у ратуши и пропал. Это было первого сентября, а с Клаусом ты познакомилась спустя полтора месяца.

— Ладно, хватит ворошить прошлое, — решительно проговорила я. — Я рада, что ты готов помочь брату. И неважно, что тобою движет.

— Тут ты не права…

Подвох!

Я перестала его ждать. До конца не поверила Фредди, но решила, что он не такой ужасный человек, каким мне казался. Первой мыслью было: он шпион и хочет меня завербовать. Тогда мы все этого боялись. Нам мерещились агенты иностранных разведок, особенно после инструктажа, что проводили агенты КГБ с выезжающими за рубеж.

Но я перемудрила.

— Я хочу тебя, Либе, — сказал он. — И если ты мне отдашься, я сделаю все, чтобы Клауса не просто отпустили, но и сняли с него все обвинения. Несколько секунд я молчала, переваривая услышанное. Фредди расценил это по-своему.

— Я все еще люблю тебя! — страстно выпалил он. — И буду нежен. Если захочешь, женюсь на тебе.

— Как ты узнал, что я в Берлине? — спросила я наконец. — И в каком отеле живу?

— Мне попалась газета с фотографиями с кинофестиваля. На одной была запечатлена ты вместе с какой-то вашей примой, что тебе и в подметки не годится. А узнать, где русская группа размещена, несложно.

— Или ты увидел нас с Клаусом на Альтен-штрассе, как всегда проследил за нами, а потом состряпал на него дело, пользуясь своим знакомством с комиссаром?

Он не стал отвечать мне, отвел взгляд и уставился в стену, на которой висела копия картины Пикассо «Девочка на шаре».

— Лучше я еще раз в собачье дерьмо окунусь, чем отдамся тебе, — процедила я, едва сдерживая ярость.

Хотелось плеснуть в него кофе, но я не могла себе позволить скандалить на людях.

— Ты не готова принести такую маленькую жертву? Значит, не сильно любишь моего братца.

— Он лучше останется в тюрьме, чем смирится с тем, что я переспала с тобой ради его освобождения.

— Он не узнает.

— Да ты же первый ему расскажешь! Еще и продемонстрируешь какой-нибудь трофей, типа моего чулка. Фредди, ты отвратителен! Я тебя даже не ненавижу — презираю. И если ад существует, ты будешь в нем гореть.

Я встала. Он тоже.

— Я даю тебе время до вечера, — выпалил он. — Если передумаешь, спускайся сюда же в девятнадцать часов. Обещаю незабываемую ночь!